Русская жена эмира
Шрифт:
этого человека? Сказывают, в Бухаре есть еще и другие русские, они учат наших солдат.
Ничего не пойму.
– Об этом я думаю так: эти русские ненавидят тех русских, которых теперь называют
Советами. Говорят, они настолько опасные, что даже убили своего «белого» царя и взяли
власть в свои руки.
– Плохое дело политика. Какая-то неразбериха. Лучше держаться от него в стороне.
Пусть этот русский везет что хочет, наше дело стеречь караван и не задавать
вопросов.
– Согласен с тобой. Давай лучше постараемся заснуть. Нам надобно немного
отдохнуть.
Николаев тоже не мог заснуть, хотя сама жара клонила человека ко сну. Он лежал под
навесом на коврике, в сторонке от других. Все должны чувствовать, что здесь главный
человек он, иначе рядовые выйдут из подчинения, если он будет вести себя с ними как
ровня. Таков азиатский уклад мысли. Даже в случае со змей полковник не должен был
спасать укушенного солдата, подвергая себя опасности. Однако советник не смог
удержаться: в русской армии царит иной дух.
Вскоре Николаев уже думал о другом. Его мысли были посвящены любимой женщине и
тому, как сложится их дальнейшая жизнь. И виделось оно ему таким. Они поселятся в
одном из городов Европы, среди русских иммигрантов, а после выстроят там особняк и
43
заживут там мирной жизнью. Может статься, со временем Наталья родит и второго
ребенка. Однако с этим делом нужно быть осторожнее, ведь растить детей – сложное
дело. С такими мыслями Николаев стал засыпать – веки стали смыкаться, как вспомнил
про раненого солдата: жив ли он, прошло уже больше часа.
Солдат лежал в двадцати шагах от шатра советника. Над головой раненого был натянут
шатер. Одылбек склонился над ним и легонько потряс за плечо. Тот не шевельнулся.
«Неужто помер?» - мелькнуло в его голове. Тогда он принес из своего шатра бурдюк воды
и полил на лицо солдата. В это время к нему подошел Таксынбай и стал молча
наблюдать. Через минуту глаза раненого открылись. На лице полковника мелькнула
легкая улыбка.
– Воды хочешь? – спросил у него купец.
Солдат не ответил, видимо был крайне слаб. Это было заметно по его тусклым глазам.
Но стоило поднести к его губам пиалку, как сделал несколько глотков и сразу застонал.
Одылбек взглянул на его больную руку: вся повязка впитала в себя кровью и стала
багрового цвета. Местами она подсохла, и кровь уже не сочилась. Появилась надежда на
выздоровление.
– Мужайся и терпи, ты будешь жить, - успокоил его купец и ушел к себе.
Таксынбай же постоял возле больного еще с минуты, затем с недовольным видом
сплюнул в сторону
Николаев проснулся к вечеру. Солдаты уже были на ногах и крутились у котла в
ожидании сытного обеда – на этот раз сготовили шурпу – мясной бульон с морковью и
репой. Вдруг полковник заметил свой бережно уложенный халат у входа, им он укрыл
раненого солдата. Почему он здесь? Затем глянул в шатер ужаленного. Шатер был пуст.
Николаев изумился: куда же тот делся?
Надев халат и чалму, Одылбек обратился к солдату, который прислуживал. Тот уже знал,
что требуется купцу и вмиг принес бурдюк и стал лить воду на голову Одылбека. Затем
этого же солдата купец отправил за Таксынбаем, который находился где-то среди людей.
Командир явился с бодрым видом, в распахнутом халате и склонил голову перед
купцом:
– Почтенный Одылбек, говорят, вы меня звали?
– Как обстановка?
– спросил советник.
– Почему с обедом опаздываете? Скоро будет
темнеть и надо трогаться в путь, а еда не готова…
– Причина в том, что на сей раз мясо оказалось жестким – старая овца и никак не
сварится. Это не моя вина, баранов в Бухаре покупал Даврон.
– Впредь еду начинайте готовить раньше обычного. А где тот ужаленный солдат, что-то
я не вижу его?
– Бедняга умер: много крови из него вытекло. Да хранит его душу милостивый Аллах.
Амин! Мы уже похоронили беднягу.
– Ладно. Какова обстановка в стане? О чем говорят солдаты? Они догадываются о
грузе?
– Нет. Через своего человека я подбросил солдатам вашу мысль, что мы везем порох,
патроны и поэтому такая усиленная охрана. Вроде поверили и успокоились. А вот с
погонщиками никак не получается, они не хотят раскрывать душу. Все больше говорят о
жизни, о ценах на базаре. Похоже на то, им совсем неинтересно, что в этом караване.
– Если это так, то хорошо. Еще вопрос: люди довольны едой?
– Таких разговоров не было. Да и как быть недовольными, если каждый день получают
большие куски баранины. Такого у них дома не бывает.
44
Был седьмой день пути. Караван еще двигался по степи, а между тем уже виднелись
горы. Как обычно, Николаев пробудился от сна ближе к вечеру. И стоило поднять голову,
ему в глаза бросилась надпись на песке, рядом с красно-синим ковриком: «Турсуну дали
яд. Это сделал Таксынбай». Полковник глянул вокруг. Рядом никого, кроме его солдата,
который сидел на песке и свесил голову, видимо, дремал. Остальные лишь просыпались,