Русская жизнь. Гоголь (апрель 2009)
Шрифт:
Судя по всему, драматические события никак не отразились на настроении работающих здесь людей. У входа сидел охранник, проверял у входящих документы и прилежно заносил их имена в тетрадь. Над головой его висел тяжелый, как панцирь галапагосской черепахи, герб с изображением щита, меча, лавровых ветвей и двуглавого, конечно же, орла.
IV.
Но надо же кого-то противопоставить этим людям. В повести Гоголя, как мы помним, изображен и другой творец, который «от ранних лет носил в себе страсть к искусству, с пламенной душой труженика погрузился в него всей душою своей».
Существуют и в наше время артисты, которых интересует лишь искусство, лишь ему одному они служат. Такой художник не захочет
И, достигнув совершенства на своем поприще, он познакомит публику со своими творениями. Он будет помнить, что «в ничтожном художник-создатель так же велик, как и в великом; в презренном у него уже нет презренного, ибо сквозит невидимо сквозь него прекрасная душа создавшего».
Поэтому он прилюдно помочится на газету, а потом обрамит ее в рамочку и повесит на стену. Или пустит бегать по выставочному залу стадо свиней с татуировками на окороках. Или выставит перед смятенными российскими олигархами нечеловеческих размеров яйцо, завернутое в фольгу и украшенное бантиком. И огромная толпа посетителей, собравшиеся вокруг арт-критики, кураторы, галеристы будут созерцать это с чувством невольного изумления, а по лицам их готовы будут покатиться невольные слезы. И «скромно, божественно, невинно и просто, как гений» будет возноситься над всем произведение настоящего художника.
Эдуард Дорожкин
Сам пошел!
Рождение скандала
Тщательно срежиссированная обида может быть таким же упоительным занятием, как СПА, поездка в Тибет или, скажем, футбол. То обстоятельство, что за обиду не вызывают на дуэль, а значит - тушка, драгоценная теплая тушка, останется в неприкосновенности, позволяет обижать и обижаться вне всякой меры, напропалую. Обидой нынче считается почти все. Актриса обижается на режиссера за то, что он в ее присутствии похвалил другую. Светская леди обижается на светского хроникера за то, что он поставил ее фамилию после Цейтлиной: «Да как вы смели?» - кричит она. Завлиты театров обижаются на то, что критики хвалят не тех актеров, которые нравятся им. Администраторы обижаются на то, что мы вспоминаем об их существовании только в день премьер. Со мной 24 часа не разговаривала одна дама на том единственном основании, что я назвал Николая Второго «слабым царьком» - хотя, казалось бы, ну кто он ей, да и мне, честно говоря?
«Я ужасно, ужасно обижена», - говорит журналистка, впервые сдавшая текст в назначенный срок и обнаружившая, что он был обозначен раньше реального дедлайна. Обида совсем перестала быть чем-то существенным, важным, значительным, заслуживающим пересудов - и поэтому, только поэтому так нашумела история ссоры видного публициста М. с писателем и правозащитником П. Потому что накал страстей был такой, что даже и самые прожженные наблюдатели социума схватились за голову. Ситуация осложнялась еще и тем, что оба участника невиданной по сегодняшним временам ссоры были - каждый по-своему, конечно, - талантливы да еще и жили в одном подъезде, вместе постились и вместе разговлялись и вместе придумывали, как уменьшить коммунальные платежи - ну во всяком случае, моему воображению хотелось бы видеть именно такие сценки.
Но это - как «Неоконченная» Шуберта, одинокий утес среди ссор, у которых не было ни причин, ни развития, и от которых нет никакого внятного общественного толка.
С театральным обозревателем Донатом Р. мы сидим на террасе бара, что напротив ИД «Коммерсант». Из ворот ИД «Коммерсант»
Тут уж я вообще расстроился: имя Дантон было известно мне из учебников истории, фамилию «Миловский» я тоже знал, поскольку ухаживал за Верой Миловской из параллельного класса, но вот имя и фамилию, стоящие рядом, я слышал впервые - и уже хотя бы по этой причине слухов распускать не мог. Довольно часто якобы «обидчик» оказывается в ситуации без вины виноватого. И это, конечно, хуже всего - потому что, не ведая за собой вины, очень сложно подобрать надлежащее искупление. Особенно если ссора произошла из-за неверно выбранного слова, упавшего на плохое настроение, и только.
В русском языке вообще много словечек, которые, при внешней своей незлобивости, содержат сильнейший отрицательный заряд, критическую массу «подколодности». К услугам злослова огромное количество лексических единиц, унижающих человеческое достоинство не на уровне содержания, а по форме. Особенно обидными бывают глаголы. «Выеживаться», «выкобениваться», «выдрючиваться», «телепаться» - по степени гнусности эти глаголы-гранаты могут соперничать разве что с «юмориной». Но иногда и самые обычные вроде слова способны нанести смертельную обиду. Мне стоило больших трудов помириться с лучшим другом, полгода не отвечавшим на звонки, мейлы и дружеские приветы, передававшиеся с разного рода Антонами Прокофьевичами мужского и женского пола при каждой удобной и неудобной возможности. А дело было так.
Мы, как заведено у друзей, обсуждали тщету бытия, что в нашем случае означало обмусоливание одного-единственного вопроса: отчего вся любовь нынче - за деньги, а если как бы бесплатная - так это обойдется еще дороже, чего уж там. Так как решением этой проблемы мы занимаемся лет шесть, и все без толку, ничего нового сказать было решительно невозможно, и я возьми да и напиши смс-ку: «Не пора ли тебе угомониться?» Теперь-то я знаю, что произошло в душе моего лучшего друга. «Ага, - подумал он, - мне советует угомониться, а сам, окруженный немыслимой красотой, будет нахлебываться джин-тоником в VIP-комнате „Птицы тройки“, и приглашать особо одаренных ехать на extended week-end в Переделкино?… Ну, гадина».
Хотя я даже и не имел в виду столь оптимистичного сценария, и сам давно угомонился, и джин-тоника не пью, и весь extended week-end сводится к тому разве, чтобы напечатлеть хоть единственную безешку в белоснежную щеку твою - и руки под одеяло. Так два почтенных мужа, честь и украшение «Маки-кафе», поссорились между собою. Не захотели видеть друг друга, прервали все связи, между тем как прежде были известны за самых неразлучных друзей! И что прочно теперь на этом свете?
Чтобы наказать обидчика, Иван Иванович и Иван Никифорович снесли жалобы в поветовый суд. Сейчас в суд, конечно, идут только самые отчаянные люди. Жанр драк на лестничной клетке в редакции тоже подзабыт. Обратиться к правосудию теперь означает напостить гадость об обидчике в ЖЖ. При этом используется весь арсенал наблюдений, полученных за годы нежной дружбы, в момент интимных откровений и частых пьяных озарений. И это, конечно, главное оружие блоггера. Потому что одно дело прочитать о себе такое: «Дорожкин - забавная экзотическая зверушка, которая смешно вертит мордочкой, крутит в лапках блестящие штучки и потешно что-то верещит похожим на человеческий голоском». Такие посты дарят возможность улыбнуться, столь редкую в наших свинцовых широтах. И совсем другое, когда твой близкий друг, вернее, подруга, теперь уже бывшая, делится следующим соображением: «При поверхностном знакомстве он производит довольно комичное (хотя может, в то же время и трагичное) впечатление человека, неспособного думать и говорить вообще ни о чем, кроме бабла и недвижимости, преимущественно чужих». Милая, где ж была твоя наблюдательность все десять лет, что мы дружили?