Русские идут! Заметки путешественника
Шрифт:
Вторая ночь в лагере мюллеровских пионеров прошла не так спокойно, как первая. Испуганные дети в синих галстуках ходили по стеночке, а при виде советских хоккеистов, находившихся в нетрезвом состоянии и игривом расположении духа, предпочитали прятаться по камерам, то есть комнатам. Девочки вообще старались не появляться на «нашей» половине, но с любопытством подглядывали в щелки приоткрытых по такому случаю дверей. Воспитатели справлялись с ними с помощью понятных каждому русскому слов verboten [9] и zur?ck. [10] Часам к двум ночи, однако, все угомонились, и лишь батарея пустых бутылок, выставленная в коридор, напоминала о бурном праздновании победы над Германией в лице команды ADW.
Пробуждение коллектива от короткого и тревожного алкогольного сна сильно напоминало бессмертное произведение «Утро стрелецкой казни». Лежавшие в живописных позах тела издавали жалобные звуки. Кого-то уже тошнило в туалете, а Алексеич с Юрой Комаровым выпивали заныканную для такого случая маленькую бутылочку виски. Через час, однако, ребята построились и минут пятнадцать помахали руками и ногами, изображая зарядку. Все восемь километров до Вайсвассера хоккеисты спали, благо автобус ехал небыстро. Во сне прошли завтрак и предматчевая установка. Более или менее живыми ребята почувствовали себя в раздевалке. Кстати, вторая игра проходила на более современной арене очень необычного для тех лет вида:
Перед игрой наши наблюдали прибытие соперников на стадион. Практически все, за исключением вратаря со звучной фамилией Шмайссер, приехали на игру на велосипедах. Лишь однофамилец немецкого автомата М-38 – на красном «вартбурге», так же как и «трабант», произведенном из пластика, но классом повыше. Кстати, этот Шмайссер считался специалистом по сборной СССР, поскольку был единственным из восточно-немецких вратарей, кто пропустил от наших всего пять шайб (это было на одном из мировых чемпионатов середины восьмидесятых).
Когда команда соперников вышла на лед, университетские хоккеисты с удивлением увидели, что, кроме вышеупомянутого Шмайссера, за «Айнхайт» вышли играть с десяток игроков, не выступавших в первой игре. Чуть позже переводчик Ральф объяснил, что «для соблюдения спортивного принципа» (то есть чтобы не проиграть нашим) немцы решили несколько усилить состав за счет первой пятерки вайсвассерского «Динамо», выступавшей и за сборную ГДР, а также пятерки из молодежной сборной республики, которая «по счастливой случайности» оказалась в Вайсвассере. Так что, собственно, клуб «Айнхайт» представляли семь бывших игроков того же «Динамо», но в синей форме с буквой «Е» на груди. Для справки, всей этой немецкой сборной противостояли двенадцать игроков из первой команды ХК МГУ, игравшей в студенческом первенстве Москвы, и семь из второй.
Через десять минут, стоивших ХК МГУ двух попущенных шайб, пришлось перейти на игру в две пятерки, посадив на скамейку всех резервистов. К концу периода счет был уже 2: 2, и на перерыв наши ребята ушли «усталыми, но довольными». Ну а дальше началось нечто, не имевшее к спорту никакого отношения. За каждое касание игрока в синей форме судья с говорящей фамилией Клюге (по-немецки – «умный») удалял нашего игрока. Уже в середине игры до конца был выгнан Сережа Клопцов, опора обороны, затем «за удушающий прием» удалили с площадки Олега Ильина, который действительно придушил клюшкой немца, кинувшегося помогать своему коллеге, явно терпевшему неудачу в кулачном поединке с Юрой Комаровым. Заканчивали игру наши в семь полевых игроков. Даже вратари Сергей Кувшинчиков и Алексеич, старавшиеся изо всех сил, не смогли спасти встречу. Общий итог – 9: 5 в пользу «Айнхайта», или второй сборной ГДР, если уж быть более точным.
Немцы радовались как дети. Похоже, обыграть кого-нибудь из «советских» для них было делом чести. После игры они пришли в раздевалку, пожали всем нашим руки, выкатили ящик сока и несколько бутылок водки, а расчувствовавшийся вратарь Шмайссер даже подарил Алексеичу свою клюшку фирмы «Гейгер». Алексеич не остался в долгу, отдав немцу тяжеленное изделие комбината «Хоккей», на котором, подобно поэту Жуковскому, написал: «Победителю-ученику от побежденного учителя». Шмайссер, знавший несколько русских слов, но не понимавший смысла надписи, был счастлив. Закончилось все, как уважаемые читатели уже могли догадаться, в «Гаштетте». Именно там главный торговец водкой Витя Беляков продал всю привезенную им водку (двадцать бутылок), причем половину из них – своим же игрокам. Там же пожилого немца, прибившегося к веселому советскому коллективу, напоили чистым спиртом, сказав, что это настоящая русская водка. Немец долго и мучительно икал, а потом сказал, что только на Восточном фронте в 1942 году пробовал что-то подобное, но тогда это была жидкость против обледенения обшивки самолетов.
Закончился вечер путешествием из Вайсвассера к месту постоянной дислокации, то есть в пионерлагерь. Идти пешком пришлось по той причине, что игроки возжелали провести лишний день в Берлине. Автобус же повез на Лихтенберг баулы с формой и связки клюшек. Погодка была довольно теплой, да еще каждые минут пятнадцать вся команда останавливалась, чтобы выпить по чарке. У кого-то оказался с собой маленький магнитофон. Очень приятно было идти под звездным небом и выпивать под песню Криса Де Бурга «Moonlight in vodka».
Утром пешее путешествие повторилось. Для всех, кроме Алексеича, который, выйдя из леса на шоссе, сказал, что не будет ждать милости от природы и поймает тачку. Переводчик Ральф стал убеждать его, что никто не остановится, но к его удивлению, первый же «трабант-универсал» (была и такая разновидность этого чудного авто) остановился на призывный жест Алексеича. Сказав водителю – офицеру армии ГДР: «Wei?wasser bitte, f?nf Mark», [11] что значит: «Шеф, до Вайсвассера за пять марок довезешь?» – он получил утвердительный ответ и с трудом разместился на переднем сиденье. Воспользовавшись оказией, все игроки покидали свои сумки с личными вещами в авто, и «трабант» тронулся. Правда, ненадолго. Через полкилометра у него лопнула покрышка. Сказав: «Шайзе», то есть «дерьмо», немец стал менять колесо. В это время машину догнала колонна игроков, вяло шутивших по поводу немецкого автопрома. Но пластиковый автомобиль свою функцию выполнил, и через десять минут Алексеич уже оказался около стадиона. А еще через часа полтора его, мирно дремлющего на солнце рядом с горой сумок, смогли лицезреть и соратники, изрядно уставшие от ходьбы с похмелья.
В Берлин команда ехала на немецкой электричке. Это сейчас некоторые наши граждане знакомы с комфортабельными вагонами пригородных и междугородних поездов, а тогда шестиместные закрытые купе с мягкими краснокожими диванами и зеркалами, чистые ватерклозеты с туалетной бумагой, бумажными же полотенцами и прочие комфортности были в новинку. Каких-то два с половиной часа, и команда оказалась в разделенном Берлинской стеной городе, предоставленная сама себе. Самое интересное, что в столице ГДР все было тихо и спокойно. Только из окон некоторых домов в центре свисали полосы бумаги с лозунгами типа «Долой Штази!» и «Долой СЕПГ». Видно было, что немецкий вариант КГБ и Социалистическая единая партия Германии до смерти надоели восточным немцам. Но никаких тебе демонстраций и митингов! Алексеич стал выведывать у какого-то немца, когда все-таки у них происходят забастовки. Тот долго мялся, а потом ответил, что бастуют все после работы, потому что план все равно надо выполнять. Кстати, тишина в городе и полное отсутствие местной милиции (или полиции?) были обманчивыми. Говорят, что именно в этот день толпа громила штаб-квартиру восточногерманской секретной службы
Алексеич, прогуливавшийся по Берлину с Юрой Комаровым, заметил, что тот что-то постоянно подсчитывает в уме. «Триста тридцать два, триста тридцать три, триста тридцать четыре», – чуть шевелились его губы. Оказалось, он считает автомобили, у которых не были сняты с лобового стекла дворники. В отличие от нашей страны, немцы были лишены проблем с воровством дворников, магнитофонов и лобовых стекол. А Юра считал, какую прибыль могли принести ему несколько сотен дворников от иномарок и «Жигулей». Но снимать их с машин не стал, а пошел с нашим большим другом к Бранденбургским воротам.
Дело шло к вечеру, и Восточный Берлин затихал. Серые дома, темные окна, минимум людей на улицах, закрытые магазины. Даже прекрасная днем улица Унтер Ден Линден (Подлиповая, то есть) не производила никакого впечатления. А Бранденбургские ворота с многочисленными отметинами от пуль и осколков, развалины рейхстага на другой стороне Германии и голубовато-сероватая стена между двумя государствами просто удручали. За стеной же светилась реклама, была слышна музыка, и, понятное дело, народ там тусовался по полной программе. До объединения Германии оставалось еще десять месяцев. Поскольку я оказался очевидцем этого исторического события, то расскажу о нем в следующей главе. А тогда наши игроки разбрелись по засыпающему Восточному Берлину, с тем чтобы вернуться на вокзал Лихтенберг к поезду на Москву, который отбывал в четыре утра.
На вокзал каждый притащил по сумке товаров местного производства. Покупали их с различными ухищрениями. Кто-то выдавал себя за глухонемого, другие таскали с собой переводчика Ральфа и его брата Лутца. Тот ни по-русски, ни по-английски не понимал, но был полноценным немцем, которого можно было использовать как добросовестного приобретателя вожделенных туфель, ботинок, курток, джинсов или чего-нибудь еще. Набрали и различных цветных ликеров, часть из которых выпили в поезде, не дождавшись приезда в столицу. На вокзал все прибывали усталые, но веселые, несмотря на то что стали лишь серебряными призерами турнира.
Кто-то решил проверить немецкие автоматы по продаже жвачки и сигарет «на вшивость», пытаясь опускать туда советские пятачки. Не вышло. А вот в середине семидесятых во время поездки в Швецию или какую-то другую хоккейную страну один из советских игроков попробовал опустить пятачок в игровой автомат. И тот сработал. Тут же вся наличность у соратников по команде была изъята, а двадцать попыток (по пять копеек штука) принесли удачливому игроку несколько десятков крон или марок. Понятно, что в следующую поездку игроки везли с собой по мешочку пятикопеечных монет. Быстро «накормили» ими все окрестные заведения, причем до такой степени, что автоматы стали выкидывать пятачки в качестве выигрышей. После этого интерес к «одноруким бандитам» был утерян.
Защитник Леша Стрелков, пристально следивший за механикой работы платного туалета, обнаружил, что деньги за посещение (две марки) взимаются внутри.
Спросив у Алексеича, как будет по-немецки «Две марки, пожалуйста», встал у дверей и говорил заветную фразу каждому входящему. И каждый безропотно отдавал свои кровные марки, а потом платил еще и внутри. Никому из местных жителей даже не могло в голову прийти, что с них возьмут что-то лишнее. Правда, один гражданин, выйдя из сортира, все-таки обратился к Лелику с вопросом: «Warum?» [12] На что получил исчерпывающий ответ по-русски: «Слышь, дятел, я тут от Леши Мамайца у кооперативного туалета круто стою! Понял?» «Дятел», видимо, не понял, потому что к Лелику и дремлющему на хоккейном бауле Алексеичу подошла живописная троица в кожаных куртках. Худощавый гражданин в центре, махнув западногерманским паспортом (все трое оказались поляками), сообщил, что они – местная мафия и не позволят кому-то сшибать бабки с граждан. Потом по-русски рассказал стишок про зайчика, который оттрахал свою маму, и объявил, что он чемпион по кикбоксингу. В доказательство, выпятив цыплячью грудь, неожиданно резво поднял ногу и завел ее за шею. «Урод ты, а не чемпион, – сплюнув, сказал Лелик. – А за мафию ты ответишь, я ведь пацанам из Палермо все расскажу, так они тебя живо в бетон закатают». Поляки не поняли сарказма и зашумели. Тут проснувшийся Алексеич громко заявил о себе словами: «Тише, б…!» Поляки от неожиданности замолчали. Алексеич обвел их тяжелым взглядом, а потом спокойно сказал: «Ну, вы точно дебилы. Назад-то посмотрите». Оглянувшиеся «мафиози» увидели сзади полтора десятка крепких спортивных ребят с клюшками в руках. Это подоспели на выручку наши игроки. Пришлось местным «донам» ретироваться. Впрочем, «чемпион» угрожающе «выстрелил» в Алексеича из указательного пальца. «Идиот, – молвил Алексеич, – в таких случаях надо говорить: „I\'ll be back!”» [13] – и снова задремал.
Так закончилась первая и последняя поездка не существующего ныне, но имевшего славную историю хоккейного клуба МГУ в Восточную Германию накануне ее объединения. А о том, как это объединение произошло, – в следующей главе.По войскам!
Когда в далеком 1945 году была одержана историческая победа над Германией, ее разделили на четыре оккупационных зоны: советскую, американскую, британскую и французскую – по числу держав-победительниц. Так и просится тут неизвестно каким образом попавшая мне в голову латинская фраза, которой начинаются написанные Цезарем «Записки о галльской войне»: «Gallia est omnis divisa et partes tres». [14] Остапу Бендеру, к примеру, запоминались склонения, а мне – вот эта фраза. Капиталисты построили в «своей» Германии обычное для себя общество, а мы на востоке провели крупномасштабный эксперимент, который можно было бы назвать «возвращением к истокам». Не знаю, почему уж наши политики не выкинули такой слоган. Все-таки основоположники научного коммунизма Маркс и Энгельс были, как ни крути, жителями Германии. По этому случаю один из восточно-немецких городов даже переименовали в Карл-Маркс-Штадт. А вот второго соавтора капитала соотечественники почему-то забыли, и город Энгельс до сих пор находится в Саратовской области. Алексеич, игравший против местной команды в хоккей, рассказывал, что оттуда было несколько поволжских немцев, которые после объединения Германий дружно свалили выступать в бундеслигу. Но вернемся в сороковые. Немцы, люди хоть и приученные к порядку, но жить по социалистическим правилам хотели не всегда. В Берлине по этому поводу даже было восстание. Поэтому советские оккупационные войска было решено из ГДР не выводить, чтобы они служили «противовесом» коварным натовским «ястребам». Так что в каждой «земле», или, по-нашему, регионе, были дислоцированы различные части и подразделения ГСВГ – Группы советских войск в Германии. Стоило только углубиться в какой-нибудь лесной массив, как в поле зрения возникал гостеприимный бетонный забор с колючей проволокой по верху, вышками для часовых и табличками на русском и немецком, убеждавшими граждан не подходить близко, а то, мол, застрелят на фиг. За забором находились казармы, жилой дом или отдельные домики для офицеров, клуб, школа, стадион, плац, гараж, магазин военторга и все остальное, что было нужно воинской части для автономного существования. Таких городков, как мне кажется, были сотни. Во всяком случае, нам за одну поездку удавалось посетить до двадцати, а поездок-то было много.