Русские идут!
Шрифт:
— Конечно. Так оно и есть.
— Ага! Теперь вы поняли ход моей мысли?
— О да. Теперь мне все ясно как Божий день.
— И теперь вы не можете со мной не согласиться, что вся капиталистическая система построена на обмане.
— Нам нравится.
С секунду Василов удивленно обдумывал его ответ.
— Не понимаю вас.
— Правильно, — улыбнулся Леверидж. — И вероятно, никогда не поймете.
— Ну и черт с вами, — буркнул Василов и угрюмо замолчал.
По ухабистой дороге
Розанов высунул голову.
— Прекратить расход боеприпасов! — рявкнул он. — Вам они еще пригодятся!
Малявин перестал улыбаться и отвернулся. По всему было видно, что он обиделся.
Розанов приказал Лысенко:
— Спросите американца, сколько нам еще ехать по этой дороге.
Лысенко перевел.
— Он говорит, не очень долго.
Розанов глядел на дорогу, которая становилась все хуже и хуже. Колея заросла, кусты по обеим сторонам были такие густые, что царапали машину и больно хлестали матросов, сидящих на крыльях.
— Спросите, может быть, он заблудился? — потребовал Розанов.
— Он говорит, что это абсолютно исключено. Уверяет, что много раз ездил по этой дороге. Но если хотите знать мое мнение, здесь что-то неладно. Посмотрите, как он взволнован.
— Скажите ему, что он волнуется не напрасно. Распишите, что мы с ним сделаем, если он заведет нас в ловушку.
— Я все ему объяснил, — сказал Лысенко. — Он говорит, что в последнее время по этой дороге не ездил, но вообще-то ей пользуются. Он клянется, что никакой ловушки нет. Разрешите напомнить, товарищ капитан-лейтенант, я с самого начала не доверял этому американцу. Даже если он и не затащит нас…
— Помню, — резко перебил его Розанов. — Поберегите свои суждения до лучших времен.
Лысенко сжал губы. На его лицо херувима набежала мрачная тень. Скоро, однако, он оживился, его глаза злорадно загорелись. Дорога повернула и исчезла в непроходимых зарослях кустарника. Сидевшие впереди разрядились злобной руганью. Раздался громкий неприятный скрежет, и машина остановилась среди деревьев и кустов, окруживших ее плотной стеной. Лысенко, глядя на Розанова, с трудом сдерживал улыбку. Розанов медленно повернулся и посмотрел на Левериджа, лицо которого стало зеленовато-белым, а на лбу выступили крупные капли пота. Помолчав несколько секунд, Розанов приказал:
— Спросите, как он собирается все это объяснить.
Ответ Левериджа было очень трудно разобрать: он заикался и лязгал зубами. Однако Лысенко перевел:
— Он сам
— Отличная, вот как! — раздраженно воскликнул Розанов. — Да по ней не ездили лет двадцать пять!
— Я это предвидел, — не удержался Лысенко. — Я уже давно понял, что этот…
— Лысенко! В последний раз приказываю помолчать! — перебил Розанов. — Пока не сможете предложить что-то существенное, не открывайте рот без моего приказа. Ясно?
Лысенко, сверкнув глазами, промолчал.
— Я спрашиваю, вам ясно? — зарычал Розанов. — Вы поняли?
Сквозь сжатые губы Лысенко процедил:
— Должен ли я расценить это как приказ открыть рот?
— Да, черт возьми!
— В таком случае, товарищ капитан-лейтенант, мне ясно. Я понял.
— Прекрасно. — Розанов повернулся к водителю. — Едем обратно, на то место, откуда мы свернули. Там остановимся и покажем нашему проводнику, что значит с нами шутки шутить.
— Разрешите высказать свое мнение? — спросил Лысенко, когда машина медленно выбиралась из зарослей.
— Говорите. — Розанов не глядел на подчиненного.
— Я уже сказал американцу, что, если он нас обманет, мы его убьем. Чтобы доказать ему, что у нас слова не расходятся с делом, мы должны это сделать. Прошу разрешения расстрелять его лично.
— Лысенко, вы с ума сошли!
— А иначе он не будет испытывать к нам никакого уважения. Один из основных параграфов Устава гласит, что офицер не должен бросать свое слово на ветер, иначе его сочтут нерешительным и слабовольным и он потеряет всякий авторитет. Цитирую точно по Уставу.
— Я знаю Устав не хуже вас. — Розанов начинал терять терпение. — Если мы его пристрелим, то как мы выберемся? Вы, что ли, нас выведете?
— Я запомнил каждый поворот и уверен, что сумею найти дорогу на шоссе.
— А я в этом не уверен. Кроме того, он нужен, чтобы показать нам, где доки.
— Если мы его не расстреляем, он перестанет нас уважать. Поймите это.
— А вы думаете, сейчас он испытывает к нам глубокое уважение? О чем они болтали с Василовым?
— Товарищ Василов указывал ему на недостатки капиталистической системы.
Розанов ухмыльнулся.
— Ну и как успехи, товарищ Василов? Вы сумели доказать ему преимущества нашей системы?
— Не смешно, — отозвался замполит. — А ваш провокационный вопрос я особо отмечу в своем рапорте.
Розанова, казалось, это позабавило.
— Я считаю, что вопрос о том, уважает ли нас этот американец, заслуживает отдельной и очень вдумчивой дискуссии. Но расстреливать мы его не будем. Пусть лучше Хрущевский поднесет ему несколько сувениров от мира социализма. Вы меня поняли, Хрущевский?