Русские исторические женщины
Шрифт:
Притом же баронесса Корф является едва ли не первой из тех женщин, которые, особенно во второй половине XVIII века и в первой половине XIX стали нередко менять русскую жизнь и русские симпатии на более привлекательную жизнь запада, отрекались от своей страны, которой не знали, от своего народа, которого не любили и не хотели, да и не умели служить ему, отрекались от своей религии, чтобы променять ее на более привлекательную по своей внешней, политической и светской обстановке форму католицизма и с которыми мы еще имеем познакомиться в предстоящих наших очерках: это Свечина, княгиня Волконская,
VI. Глафира Ивановна Ржевская, урожденная Алымова
В то время, когда дочь Сумарокова, впоследствии, по мужу Княжнина, и Каменская, по мужу Ржевская, воспитанные в кружке представителей только что зарождавшейся в России литературы, начинают собой новое поколение русских женщин, женщин-писательниц, когда вслед за ними, выступает с этим же именем еще более крупная женская личность, княгиня Дашкова, президент академии наук, а за ней целый ряд женщин-писательниц, учениц Ломоносова, Сумарокова, Княжнина, Новикова, в то время, когда русская женщина, как общественный деятель и литератор, становится уже весьма заметным явлением в общественной жизни, – нарождается новое поколение женщин, которые вырастают и развиваются под иными уже условиями, вне прямого влияния литературных и общественных деятелей, и вносят в русскую жизнь новый тип женщины, до того времени еще неизвестный.
Одним словом, нарождается поколение будущих «институток».
Как Сумарокова-Княжнина начинала собой поколение женщин-писательниц, так с Глафирой Ржевской зачинается поколение женщин-институток.
Девическое имя Глафиры Ржевской было – Алымова.
Алымова родилась в 1759-м году, в то время когда Сумарокова-Княжнина уже заслужила славу женщины-писательницы, и притом первой по времени; а когда умерла вторая, по времени, русская писательница, Александра Ржевская, рожденная Каменская, Глафире Алымовой было только десять лет.
Около этого времени, как известно; императрица Екатерина II, при непосредственном руководстве Ивана Ивановича Бецкого, основала первый в России женский институт, при смольном монастыре, получивший, при своем основании, название «общества благородных девиц».
До основания смольного института русские девушки воспитывались большей частью дома: так дома, воспитаны были первые русские писательницы – Сумарокова-Княжнина и Каменская-Ржевская. С основания же института при смольном монастыре дочери благородных родителей отдавались в это заведение.
Одной из первых поступивших в это заведение была Глафира Алымова, происходившая из дворянской, но бедной фамилии.
Для биографии Алымовой имеется богатый источник – это ее собственное жизнеописание, к которому, однако, следует относиться с крайней осмотрительностью, так как без критики сообщаемых ею фактов, отзывов и оценок едва ли возможно принимать на веру многие из ее показаний.
Родилась она в многочисленном семействе, где, следовательно, при неимении достаточной обеспеченности в жизни, рождение нового ребенка равнялось несчастью.
Поэтому Алымова, впоследствии Ржевская, так говорит о своем рождении:
«Не радостно было встречено мое появление на свет. Дитя, родившееся по смерти отца, я вступила в жизнь со зловещими
Только по прошествии года родные с трудом уговорили мать малютки Алымовой взглянуть на своего девятнадцатого ребенка.
Первое, что сохранилось в памяти девочки, это то, что мать тяготилась ей и не любила ее, как старались уверить ребенка услужливые родные.
Совсем еще крошкой взяли ее в смольный институт, и здесь уже выработался ее характер без всякого влияния домашнего воспитания.
Сразу девочка сделалась любимицей начальницы института, госпожи Лафон, и знаменитого И. И. Бецкого, под непосредственным руководительством которого состояли все учебные и благотворительные заведения екатерининского времени.
Алымову все баловало – и начальство института, и сама императрица, а за ними и все воспитанницы заведения, смотревшие на нее отчасти как на круглую сиротку.
Со своей стороны, маленькая Алымова страстно привязалась к госпоже Лафон и к Бецкому.
О своей привязанности к первой она, между прочим, сама говорит в своих записках с такой оригинальной откровенностью:
«Мое чувство к госпоже Лафон походило в то время на сильную страсть: я бы отказалась от пищи ради ее ласк. Однажды я решилась притвориться, будто я не в духе, чтобы рассердить ее и чтобы потом получить ее прощение: она так трогательно умела прощать, возвращая свое расположите виновным. Это заметила я в отношениях к другим и пожелала испытать всю прелесть примирения. Видя ее удивленной и огорченной моим поведением, я откровенно призналась ей в своей хитрости».
Хитрость и притворство – едва ли не первое чувство, развиваемое в молодых существах затворнической жизнью институтов и монастырей, при совершенном изолировании их от жизни общественной. Баловство же, предпочтительно перед другими оказываемое некоторым личностям, развивает в них самолюбие в ущерб другим добрым инстинктам человеческой природы.
Невыгодность такого воспитания отразилась отчасти на первых русских женщинах-институтках, из числа которых мы и выводим теперь перед читателями личность Алымовой, а после укажем на подобную же, хотя с иными нравственными задатками личность Нелидовой.
Алымова, кроме того, что она является первой женской личностью из поколения институток или так называемых «монастырок», заслужила право на историческое бессмертие еще и тем, что место в русской истории отводить ей знаменитый любимец и друг Екатерины II-й, И. И. Бецкий.
Алымова, если верить ее запискам, была последнею несчастной страстью этого славного своей общественной и государственной деятельностью старика; не верить же ее запискам вполне мы не имеем права, хотя и можем сомневаться в правдивости некоторых из ее рассказов, в верности окраски тех или других событий, непосредственно связывавшихся с жизнью этой женщины.