Русские летописи и летописцы X–XIII вв.
Шрифт:
Можно полагать, что черниговскому летописцу принадлежит и некролог князю Всеволоду Святославичу, помещенный в статье 1196 г. Он небольшой, но содержащий яркий панегирик умершему князю. Летописец сообщает, что похороны состоялись в церкви св. Богородицы в Чернигове и сопровождались «плачемь великымъ и рыданиемъ» черниговцев. Особенные погребальные почести Всеволоду летописец объясняет тем, что он был во всех Ольговичах «удале рожаемь и воспитаемь, и возрастомъ, и всею добротою, и множьственою доблестью, и любовь имяше ко всимъ». [402]
402
Там же.
Некролог завершен фразой: «И приложиша ко отцемь своимъ и ддомъ давъ общии долгъ, ему же нсть убжати всякому роженому». [403] В предыдущей главе уже отмечалось, что такое завершение некрологов характерно
403
Там же.
Следы переяславльского летописания в киевской летописи XII в. ощущаются менее отчетливо, хотя содержание ряда записей позволяет предполагать их наличие. Одной из них может быть сообщение о болезни князя Игоря, посаженного Изяславом Мстиславичем в переяславльский поруб в 1146 г. и его просьбе о пострижении в монастырь. Стилистически текст отличен от манеры письма Изяславого летописца, в нем чувствуется рука духовного лица: «И приела Игорь къ Изяславу, моляся и кланяяся река тако: „Брате се боленъ есми велми, а прошю у тебе пострижения“». [404] Далее Игорь сообщает, что мысль о пострижении была у него еще при княжении, а теперь, когда он в такой нужде и болен, он хотел бы ее исполнить. Изяслав Мстиславич внял просьбе Игоря, выпустил его из поруба и велел епископу Евфимию постричь его в монастырь. После того как «Богъ отда ему (Игорю. — П. Т.) немощи», он был переведен в Киев в монастырь св. Федора, где игуменом и братией был принят в схиму: «И призва игумена и братью, свершивъ же ся общалъ пострижеся в манастырь святаго Федора». [405]
404
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 337.
405
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 337–338.
Эта переяславльская запись вставлена в чужой текст. Перед ней речь идет о походе союзников киевского князя на Святослава Ольговича к Карачеву (сам Изяслав вернулся в Киев), после нее этот прерванный рассказ продолжен с полуслова. Когда запись оказалась в составе Киевской летописи, сказать сложно. Не исключено, что это случилось уже при составлении свода 1198 г.
Несколько записей Киевского свода конца XII в. взяты из летописи князя Владимира Глебовича, занимавшего переяславльский стол с 1169 по 1187 г. Летописная статья 1185 г., рассказывающая о нападении половцев под водительством Кончака на Переяславль, высоко аттестует Владимира. Он «дерзъ и крпокъ к рати», выехал из города с небольшой дружиной и храбро сразился с половцами. Летописец как бы наблюдает за дерзкой вылазкой Владимира. Он сообщает об окружении половцами переяславльской дружины, а также о выходе из города нового отряда, который отбил у них раненого князя. «Тогда прочии видивше князя своего крпко бьющеся, выринушася из города и тако отяша князя своего, язвена сущи треми копьи». В город Владимир въехал «утре мужественаго поту своего за отчину свою». [406] Дальше летописец сообщает, что переяславльский князь послал в Киев к Святославу и Рюрику гонцов с просьбой оказать ему помощь.
406
Там же. Стб. 647.
Видимо, летописцу Владимира Глебовича принадлежит также запись 1187 г., извещающая о болезни и смерти князя. Занемог Владимир во время возвращения из похода на половцев. В город его внесли на носилках еще живого, где он вскоре и умер: «мсяца априля в 18 день». После сообщения о погребении в церкви св. Михаила следует восторженный панегирик умершему князю. Летописец отмечает, что Владимир был наполнен всякими добродетелями: любил дружину, не собирал золота, добро раздавал дружине, был крепок на рати и исполнен большого мужества. Когда он умер, то «плакашася по немь вси Переяславльци… о нем же Оукраина много постона». [407] Конечно, такую запись мог сделать только человек, который вместе с переяславльцами оплакивал своего князя. {9}
407
Там же. Стб. 653.
9
Более подробно о переяславльском летописании речь пойдет в главе «Летописание Северо-Восточной Руси», которое, по мнению М. Д. Приселкова, среди своих источников имело княжеские и епископские своды, составленные в Переяславле Русском
В
И тем не менее некоторые галицкие известия производят впечатление письменных свидетельств. К таковым может быть отнесена, в частности, запись о пребывании в Галиче царьградского соискателя трона Андроника. Летописец не только фиксирует этот факт, но и сообщает ряд подробностей. Вначале Ярослав выделил Андронику во владение несколько городов, а затем, когда из Царьграда было прислано за царевичем посольство во главе с двумя митрополитами, отправил его с почестями домой. «Ярославъ же пусти к нему (царю. — П. Т.) с великою честью, приставивъ к нему (Андронику. — П. Т.) пискупа своего Кузьму и мужа своя передния». [408]
408
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 524.
Видимо, с письменного свидетельства списал киевский летописец в статье 1174 г. историю о конфликте Ярослава Осмомысла с женой Ольгой и галичанами, в результате чего она с сыном Владимиром и многими боярами покинула Галич и сбежала в Польщу. Там беглецы пробыли восемь месяцев, а в это время в Галиче произошло настоящее восстание. Галичане взяли под арест Ярослава, отправили в заточенье его внебрачного сына Олега, а любовницу Настасью сожгли на костре. В статье также рассказывается о тайных переговорах Владимира Ярославича со Святославом Мстиславичем о передаче галицкому княжичу города Червеня. За это Владимир брал на себя обязательство, в случае обретения галицкого стола, вернуть Святославу Бужск и придать к нему еще три города. Святослав согласился с таким предложением, на чем князья и целовали крест.
Бесспорно, к числу галицких письменных свидетельств следует отнести и текст статьи 1187 г., рассказывающий о смерти Ярослава Осмомысла и его завещании. Степень детализации рассказа и характер некролога указывает на то, что их автор современник события, несомненно сторонник умершего князя и, наверное, духовное лицо. Он свидетельствует, что Ярослав умер «месяца октября, въ первый день, а во второй день положенъ бысть во церкви Святыя Богородица». Далее идет похвала князю за то, что был «мудръ и рченъ языкомъ, и богобоинъ, и честенъ в землехъ, и славенъ полкы», за то, что обустроил землю, любил странных и кормил нищих, любил черноризцев и ходил в законе Божьем. [409]
409
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 656.
Стилистически некролог Ярославу Осмомыслу явно не вписывается в манеру письма двух киевских великокняжеских летописцев. Не был он отредактирован и игуменом Моисеем. Видимо, он вставил в соответствующее место готовый текст, который оказался в его руках.
То же самое можно сказать и о завещании Ярослава, которое записано очевидцем последних дней жизни князя. Он знает, что Осмомысл, находясь на смертном одре, три дня молился и просил прощения у своих близких за свои грехи. Затем велел раздавать добро свое монастырям и нищим, после чего объявил княжью волю: «А се приказываю мсто свое Олгови, сынови своему меншему, а Володимру даю Перемышль; и урядив ю, и приводи Володимра ко кресту и мужи Галичкыя». [410] Летописец посчитал необходимым тут же объяснить столь странное решение Ярослава тем, что Олег Настасич «б ему милъ, а Володимръ не хожаше в вол его». [411] А закончил он свою запись известием о вспыхнувшем после смерти Ярослава мятеже в Галиче, в результате которого Олег вынужден был уступить стол Владимиру.
410
Там же. Стб. 657.
411
Там же.