Русские летописи и летописцы X–XIII вв.

Толочко Петр Петрович

Наверное, не без использования письменных свидетельств из Галича составлено пространное повествование киевской летописи о борьбе за галицкий стол, развернувшейся после смерти Ярослава. В нее были вовлечены Владимир Ярославич, Роман Мстиславич, оба великие киевские князья Святослав и Рюрик, а также венгерский король. Многие подробности взаимоотношений Владимира с галичанами, как и с венгерским королем, к которому он обратился за помощью в возвращении Галича, не могли быть зафиксированы киевским летописцем с чьих-то слов. Кто-то из галичан их записал по свежим следам.

Б. А. Рыбаков полагал, что источником галицких известий для киевской летописи, возможно, был галичанин Тимофей, человек книжный и церковный, появившийся в Киеве в 1189–1190 гг. и проживший в нем около года. По поручению летописца Рюрика он будто бы и составил галицкие записи для киевской летописи. [412] Более правдоподобным могло бы быть предположение, что Тимофей пришел в Киев уже с готовыми

записями о галицких событиях, однако ни первое, ни второе предположение подтвердить нечем.

412

Рыбаков Б. А.Русские летописцы… С. 156–159, 162.

Что касается владимиро-суздальского летописания в Киевской летописи, то оно помимо «Повести об убиении Андрея Боголюбского» представлено и рядом других записей. Под 1181 г. в летописи сообщается о кончине княгини Ольги, дочери Юрия Долгорукого, в пострижении монахини Ефросиньи; под 1182 г. — о кончине Изяслава Глебовича и погребении его в Успенском соборе Владимира; под 1183 г. говорится о большом пожаре во Владимире, от которого сгорел чуть ли не весь город; под 1193 г. летопись сообщает о большой строительной программе Всеволода Большое Гнездо во Владимире и Суздали, а также о постригах его сына Ярослава и рождении сына Владимира. Наверное, многие владимиро-суздальские известия были записаны в Киеве со слов, посещавших столицу Руси жителей Владимиро-Суздальской земли, однако ряд текстов свидетельствует об использовании сводчиком киевской летописи письменных записей своих владимирских коллег.

К их числу относится статья 1183 г., рассказывающая о пожаре в столице княжества. «В том же лт бысть пожаръ великъ въ град Вълодимери, месяца априля в 13 день, въ среду, погор бо мало не весь городъ, и княжь дворъ великый сгор и церквии числом 32, и сборная Церкви святая Богородица Златоверхая и вся 5 верховъ златая сгор». [413] Дальше летописец с бухгалтерской точностью перечисляет все, что сгорело в Успенском соборе. Это различные узорочья, паникадила серебряные, сосуды золотые и серебряные, порты, шитые золотом и жемчугом, и др. Разумеется, без наличия у киевского летописца письменного свидетельства написать такой текст невозможно. {10}

413

ПСРЛ. Т. 2. Стб. 630.

10

Указание на пять верхов Успенского собора появилось уже после 1192 г., когда Всеволод достроил храму еще четыре купола.

Три владимирские записи вставил сводчик киевской летописи в статью 1192 г. Все они имеют стереотипное начало — «Того же лта» — и рассказывают о постригах Ярослава Всеволодича, о строительстве детинца во Владимире, о рождении сына Всеволода Владимира. Не располагай летописец готовыми записями, ему бы и в голову не пришло разыскивать сведения о столь незначительных для Киева событиях.

Известия киевской летописи из других земель Руси не имеют сколько-нибудь широкой информативной наполненности и, по-видимому, являются творчеством киевских летописцев. Их интересовали преимущественно такие события, как перемещения князей на столах, поставления и смерть епископов, междукняжеские брачные связи: «Того же лта Смольнян выгнаша от себе Романовича Ярополка»; [414] «В то же лто преставися епископъ Полотьскии именем Дионисии»; [415] «Того же лта преставися Глыбовая Рязаньская»; [416] «Въ лто 6686. Прислаша Новгородци муж свои ко Мьстиславу к Ростиславичю, зовуче к Новгороду Великому» [417] и др.

414

ПСРЛ. Т. 2. Стб. 598.

415

Там же. Стб. 629.

416

Там же. Стб. 612.

417

Там же. Стб. 606.

Подводя краткий итог исследованию удельного летописания в Киевском своде конца XII в., следует отметить факт постоянного интереса киевских летописцев к тому, что происходило в других землях Руси. Собирая устные и письменные свидетельства и внося их в свой свод, киевские книжники воссоздавали широкую картину исторического развития всей огромной страны: от киевского юга до новгородского севера и от Прикарпатья до Суздальско-Залесского края. Ни с одного другого города Руси столь широкий исторический горизонт еще не просматривался.

7. Киевское летописание XIII в.

Продолжением Киевского летописного свода конца XII в. в Ипатьевской

летописи есть Галицко-Волынская летопись. Это обстоятельство, обусловленное случайностью, наличием в руках составителя Ипатьевского списка именно таких летописных сводов, несколько искажает картину южнорусского летописания первой половины XIII в. Оно наводит на мысль, что в силу каких-то причин киевская летописная традиция в это время прервалась и основными информаторами об исторических событиях в Южной Руси стали галицкие и волынские летописцы.

Такой вывод совершенно не соответствует действительному положению дел. Еще М. С. Грушевский отмечал ошибочность подобного взгляда. «Летописание в Киеве продолжалось в тех же направлениях, которые определились в XII в., и хотя от XIII в. не осталось для нас местного свода, какие имеем для XI и XII вв., однако в компиляциях северных, а отчасти и в галицко-волынской летописи имеем некоторые фрагменты повестевой литературы, которые служат непосредственным продолжением летописания XII в.» [418] К таковым М. С. Грушевский справедливо относил записи во Владимиро-Суздальской летописи об усобице Рюрика Ростиславича и Романа Мстиславича, помещенные под 1202–1203 гг. Своим характером и стилем изложения эти сообщения ничем не отличаются от киевского летописания XII в., а уровень информированности о поочередном владении Киевом Романом (1202 г.) и Рюриком (1203 г.) не оставляет сомнения в том, что автором этих записей был киевлянин. [419] Подобные заимствования из киевских источников, по мнению М. С. Грушевского, идут до конца первой трети XIII в. Последним летописным произведением киевских летописцев историк считал «Повесть о битве на Калке». Потери, понесенные Киевом в битве с татарами, оказались для него фатальными. На поле сражения полег цвет киевского рыцарства вместе с князем Мстиславом. [420]

418

Грушевьский М. С.Історія української літератури. Том 3. К., 1993. С. 69.

419

Там же. С. 70–71.

420

Там же. С. 75.

М. Д. Приселков не был уверен в том, что в XIII в. киевское княжеское летописание сохранилось как непрерывная хроника, но полагал, что какие-то записи велись в Киеве еще в 1238 г. [421]

Позже эта мысль была развита В. Т. Пашуто, считавшим, что летописание в Киеве продолжалось до самого татаро-монгольского нашествия. Он даже выделил Киевский летописный свод 1238 г., следы которого обнаруживаются в новгородских и галицко-волынских переработках, а также в некоторых позднесредневековых летописях. Проанализировав известия по истории южной Руси первых десятилетий XIII в., содержащиеся в Воскресенской летописи, В. Т. Пашуто пришел к убеждению, что ее составители пользовались сходным с Ипатьевским списком киевской летописи, доводившей свое изложение до 1238 г. Из этого источника заимствовала южнорусские известия XIII в. и Новгородская владычная летопись. [422]

421

Приселков М. Д.История русского летописания. С. 54.

422

Пашуто В. Т.Очерки истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 22–67.

В полном объеме свод 1238 г. не сохранился ни в одном из известных списков. Единственным источником, который, по мнению В. Т. Пашуто, не только подтверждает вывод о существовании киевской летописи первых десятилетий XIII в., но и пополняет ее рядом неизвестных исторических фактов, является «Historia Polonicae» Яна Длугоша (XV в.). Первым, кто поставил вопрос о необходимости изучения русских известий, заключенных в этом труде, был К. Н. Бестужев-Рюмин. [423] В последующем историки подтвердили его предположение, что в основе труда польского хрониста были достоверные русские источники. Исходя из того что Длугош не сообщил в своей истории факта занятия монголо-татарами Киева, В. Т. Пашуто высказал весьма правдоподобное предположение, что он не имел в своих руках Галицко-Волынской летописи нынешнего состава, но пользовался Киевской летописью Рюрика Ростиславича и сводом 1238 г. [424]

423

Бестужев-Рюмин К. Н.О составе русских летописей до конца XIV в. СПб., 1868. С. 64 и сл.

424

Пашуто В. Т.Очерки… С. 26–29.