Русские писатели о евреях. Книга 1
Шрифт:
На другой день Макс Веземан проснулся рано. Нужно было до выхода на службу «прокрутить» магнитофонную ленту на которой с помощью «клопа» был записан разговор в «башне». Речь шла о Латинии, где на недавних выборах победил блок левых. Сенатор возмущался тем, что Латиния разорвала дипломатические отношения с Израилем в знак протеста против поставки израильского оружия диктаторским режимам Латинской Америки. Его поддерживал Моше Аарон — представитель политических и религиозных кругов Тель-Авива. По его мнению, разрыв дипломатических отношений осложнит деятельность сионистов в Латинии. Им безапелляционно возражал Хаиме Аухер.
— Наши люди есть в левых партиях и, как мне известно, они вошли в правительство, — говорил он медленно, усталым голосом. — Надо,
— Они у нас есть, там учатся в основном наши дети, — робко вставил Пабло Мануэль, — племянник генерала, писатель из Латинии.
— Надо не в основном, а полностью, на все сто процентов, — подал голос его дядя — натовский генерал Стив Левитжер.
— Сто процентов — не совсем корректно, — отозвался Пабло Мануэль.
— Тогда шумите, что вас не принимают в лицеи, дискриминация, мол, расизм, — сказал сенатор.
— А кто поверит в эту заведомую ложь? — бойко заговорил Пьер Дуну.
— А по-вашему, правда, что Марк Шагал — великий художник? Но ведь верят, — сказал Моше Аарон. — Вот вы журналист. Поезжайте в Латинию, напишите книгу о народной власти, станете известным писателем. Прославляйте их революцию и ругайте капиталистов. Не стесняйтесь, легонько пожурите ястребов. Возглавьте движение за мир. Можете съездить в Москву. Получите статус прогрессивного писателя Латинской Америки. Дадим вам Нобелевскую или какую-нибудь другую премию, создадим рекламу. Вы станете придворным писателем, другом президента, его главным советником по вопросам культуры. Приберите к рукам средства оболванивания — прессу, телевидение, радио, кино. Это же могучая сила — средства рекламы и оболванивания. Из подонков-аборигенов вы наделаете гениев от литературы и искусства, и они будут служить вам верой и правдой. Я говорю это прежде всего вам, Пабло. У вас уже есть имя, литературное имя в Латинской Америке. Сделаем его всемирным. Съездите на Кубу. Там в их Академии у меня есть хороший приятель, я дам вам рекомендательное письмо, он поможет вам встретиться с Фиделем. Напишите о Кубе хороший репортаж, похвалите Фиделя и поругайте янки. Вас назовут красным. И хорошо, не пугайтесь этого ярлыка. Зато вы будете влиять на духовную жизнь народа, целой нации. Влиять так, как это нужно нам. Вы будете определять идеологию страны, государства. Станете во главе печатных органов. Поругивая империализм, хвалите нужных нам людей, создавайте им рекламу.
— Ваша задача, — сказал сенатор, — распространять идеологические вирусы. Например, вирус недоверия, подозрительности, ненависти и агрессивности.
— Ненависть и агрессивность — палка о двух концах, — усомнился генерал и предложил: — Были бы предпочтительней вирусы безволия, покорности, послушания.
— Нужны и те и другие, — сказал Моше Аарон. — Первые нужны Латинии сейчас, когда к власти пришли марксисты. Вторые нужны будут потом, когда у власти будут наши люди. Никогда не надо забывать о нашем божественном предначертании. Мы — поплавок, вечно прыгающий на поверхности взбаламученных вод, где исчезло столько кораблей, где на глубине лежат занесенные илом цивилизации.
— Особое внимание музыке, — вмешался Хаиме Аухер. — Музыка, песня — это невидимая, но чрезвычайно могучая сила. Разрушительная. Она вроде яда замедленного действия. Она вползает в души, в сознания незаметно, вытесняет оттуда все нежелательное для нас и сама поселяется там, наша музыка, сочиненная вами для аборигенов. Народ должен выбросить из сознания свои песни, как ненужный хлам, забыть их навсегда. Их должны заменить новые песни, придуманные вами Пабло, вами Пьер. Народ должен плясать под нашу музыку. И чтоб в песнях, в танцах на первом месте был секс. Откровенный, животный секс. Вообще секс должно возвести в культ, литература, театр, кино — все должно быть пропитано сексом. Секс разрушает не только нравственность, мораль, он подтачивает идеологию, главное оружие марксистов. Секс порождает цинизм во всем: в идеологии, в политике, в быту. Помните слова Евы Аулин: «На востоке надо воздействовать сексом». Девочке было тогда восемнадцать лет, но она хорошо понимала силу и власть секса. Надо
— Можно и другое, — сказал генерал, воспользовавшись долгой паузой. — Пистолет с микроскопическими отравленными стрелами. Стреляет бесшумно.
— Вы имеете в виду тот пистолет, что демонстрировал сенатор Черч? — уточнил сенатор Сол Шварцберреп. — Но шеф ЦРУ утверждал, что пистолет этот еще не был в деле.
— Не годится, — решительно отклонил Аарон и пояснил: — Стрела, хотя и микроскопическая, свидетельствует о насильственной смерти, акте террора. В этом отношении предпочтительней гамма-лучевое оружие «Рейдж», которое изобрел израильский инженер Итан Гарлеем.
— Террор малоэффективен, — робко отозвался писатель Пабло Мануэль. — На смену одним придут другие.
— Не придут, — категорично проскрипел Хаиме Аухер. — Об этом вы должны позаботиться, воспитайте общество пассивных, равнодушных к политике, бездуховных циников-вещистов. Создавайте кумиров и гениев из местных ресурсов. Берите дремучую посредственность и венчайте ее лаврами гениев, подкупайте, кормите с руки, не жалейте денег и лавровых венков. Запутайте, в грязных делах и шантажируйте. Приписывайте им научные открытия, к которым они не имеют никакого отношения. И это будет наш актив, наша опора. Их руками душите неугодных нам. И, повторяю, используйте везде секс. При помощи секса легче дискредитировать идеи коммунизма. Надо, чтоб само слово «коммунист» воспринималось как ругательство. Надо, чтоб на руководящих постах сидели посредственности и масоны. Посредственность способна довести любую идею до абсурда и опошлить ее. Власть имущая посредственность со временем глупеет, теряет чувство реальности, становится голым королем и посмешищем.
— Особенно облаченная властью посредственность, увенчанная лаврами гения, — вставил Моше Аарон и поспешно прибавил: — Прошу прощения.
Последние слова Аарона говорили о том, что старший брат был недоволен вставкой младшего брата. Хаиме Аухер не терпел ничьих реплик и требовал от слушателей полнейшего внимания. Говорил он медленно, лаконично, словами приказа, и никто не смел ему возразить или даже усомниться в его правоте. Наступила глухая пауза. Наконец Хаиме Аухер спросил:
— О чем я говорил? — и тут же сам себе ответил: — О детях. О молодежи. Все внимание им. Музыке и детям. Воспитать поколение в нужном нам духе. Секс. Да — секс. Детская литература, музыка должны быть в наших руках. Я думаю, из Пьера мог быть отличный детский писатель. Я прав, Пьер?
После долгой паузы послышался ответ Пьера:
— Мне нравится моя профессия журналиста. Мы создаем общественное мнение, а это не менее важно…
— Я вижу, вы недооцениваете детскую литературу, — сказал Аухер. — Жаль. Она формирует характер человека, закладывает фундамент. Речь идет о будущем. Дети должны думать вашими мыслями, разделять ваши вкусы, говорить вашими словами. Семена, запавшие в душу с детства, дают хорошие всходы.
— Детскому писателю нужен особый талант, — сказал Пьер.
— Талант? Вы его имеете от рождения, от Бога, — ответил Аухер. — Вы прирожденный писатель, журналист, литератор. А в детской литературе очень просто стать классиком. Там всякий полубред, полулепет, всякий примитив можно выдать за классику. И героев своих книг называйте не существующими в жизни именами. Например, Тук, Рек, Бин, Зон, Куч.
— Я не считаю, что Латиния станет второй Кубой, — раздался глухой бас генерала. — Президент Джонсон пообещал любой ценой не допустить марксистского режима в нашем полушарии. Вспомните его слова: «Американские страны не могут допустить, не должны допустить и не допустят в Западном полушарии еще одного коммунистического правительства». Это было сказано второго мая тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Хуан Гонсалес должен быть устранен в ближайшие три-четыре месяца, не позже. Об этом, надо полагать, позаботится ЦРУ. И чем быстрей, тем лучше.