Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность
Шрифт:
Этим же принципом держится коррумпированность нынешних российских чиновников, парламентариев, судей, генералов и т. д. В России до сих пор еще не выработан опыт социального взаимодействия, основанный на безличной обязанности каждого без размышлений, эмоций и т. п. автоматически производить необходимое действие, т. е. навыки истинного профессионализма. Все обычно строится на субъективной основе, на «человеческом факторе», на личном интересе, умении или энтузиазме. Поэтому здесь гораздо важнее не правила и инструкции поведения, а «добрые», доверительные отношения с «хорошим», «нужным» человеком. Ко всяким «бумажкам» (контрактам, соглашениям, договорам и т. п.) особого доверия пока нет.
Значит, строя деловые отношения с русскими, не стоит доверчиво
Эти личные (моральные) связи носят конвенциональный характер, т. е. основаны на негласном принципе: «Ты — мне, я — тебе». Эта формула работает в любой сфере отношений. Отсутствие желания пойти на взаимную уступку может в деловых отношениях обернуться их полным разрывом.
Как объяснить неразвитость правосознания, постоянное ощущение бесправия у русских? По мнению аналитиков, психологически это связано с отсутствием развитого чувства собственного достоинства и выражается в отсутствии у большинства русских уверенности, что все в жизни зависит от них самих, что они способны независимо от власти или воли начальства строить свою жизнь, решать свои проблемы, делать свой выбор и действовать в соответствии с ним. Напомним, что в русском архетипе понятие страха перед властью и государством укоренилось на генетическом уровне. Это, конечно, в меньшей степени касается молодежи.
А вот, например, гражданам европейского и американского обществ свойственно развитое чувство достоинства, у них иной исторический опыт. Их уверенность в себе и своих силах порождает инициативу, предприимчивость, самоуверенность, которая раздражает русских и даже может восприниматься ими как наглость или житейская глупость. В ситуациях, когда подавляется личность («я») русского, у него может развиться протест в форме уязвленного самолюбия, комплексов. Имея дело с русскими, не стоит забывать об их болезненном самолюбии, повышенной обидчивости и подозрительности. Учитывая их взрывной импульсивный характер, лучше быть как можно более предупредительным и тактичным.
§ 9. Поведенческие стереотипы в отношении к собственности
«Все вокруг колхозное, все вокруг мое»
«Не вводи вора в грех — не клади плохо!»
«Как помрешь — ничего с собой не возьмешь»
Исторически отношение русского крестьянина к собственности было, можно сказать, очень своеобразным. И своеобразие это состояло в том, что в русском культурном архетипе не сложилось твердое представление о различии «мое — не мое (чужое)». Исторически в нем не разделялись такие понятия, как право владения, право пользования и право распоряжения. Вероятно, в этом сказывается прямое влияние традиций крестьянской общины, «мира», на которых основывалось решение всех вопросов частной собственности.
В наблюдениях иностранных путешественников не раз отмечалась та легкость, с которой русский крестьянин мог присвоить чужую вещь без особых угрызений совести. При этом воровство морально оправдывалось бедностью. Причем крестьянин простодушно рассматривал воровство как нанесение жертве только материального, но не морального ущерба.
Случалось (и может случиться сейчас), когда русский человек что-то одалживал, то действие «одалживать» понималось только как «просто дать», но совсем не означало намерения вернуть взятое в долг. Коллективистское сознание, постоянная оглядка на то, «что есть у других», породили эту ситуацию: человек не считал грехом, если богатый как бы «поделится» таким образом с тем, кто
Невнимательность к различению «мое/не мое» имела свои исторические причины. Личная независимость так и не смогла выработаться в общей массе российского народа, который слишком часто трудился на «чужого дядю»: то на татар, то на казну, то на царя и барина, то на партократию или еще кого-то.
Неумение, отсутствие привычки планомерно строить будущую жизнь ведет к желанию «жить данной минутой», «здесь и сейчас», пока не отобрали то, что заработал. Логика человека при этом проста: «Не стоит думать о том, как сегодняшний день перетечет в завтрашние планы. Придет новый хозяин, будут и новые приказы». Поэтому муравьиная хлопотливость в создании достатка, в труде на себя, в накоплении и преумножении материального богатства для русских часто вещь бессмысленная, бесполезная: «Помрешь — ничего с собой не возьмешь (на тот свет)». Отсюда идет любовь к широким жестам в растрате денег, которые не обязательно заработаны легким трудом. Известно, как во всем мире любят русских туристов с их безмерно щедрыми чаевыми…
За десятилетия советской власти этот поведенческий стереотип был многократно усилен благодаря расточительной сущности советской системы хозяйствования. Не вдаваясь в тонкости экономического анализа этой системы, напомним, что лозунг «Все вокруг колхозное, все вокруг мое» действовал максимально разрушительно на саму возможность различать: что «мое», а что — «чужое» (в том числе и государственное). Если вдуматься, то советский лозунг «Все принадлежит народу» означает конкретно, что оно («все») никому не принадлежит. А если это так, то почему бы не воспользоваться, не прихватить с работы домой заводские детали, продукты питания или просто канцелярские товары (в зависимости от места работы) — неважно, на продажу или для личного потребления.
Способность различить «мое/чужое» разрушалась в сознании русских в течение всего периода советской власти. Люди поколениями воспитывались на приоритете общественных, а не личных интересов. Считалось неприличным требовать себе прибавку к зарплате, это называлось «рвачеством» (т. е. «урвать» кусок для себя, не думая об общественных интересах). Самый страшный упрек того времени: «Вы ставите свои личные интересы выше общественных!» После этого упрека оставалось одно — увольняться, репутация человека была испорчена безвозвратно.
Неразличение понятий «мое/не мое» не стоит воспринимать грубо и прямолинейно, только как «склонность русских к воровству» (а подобные утверждения иногда встречаются). Действие этого принципа гораздо шире. Конечно, русский способен взять в долг и «забыть» отдать его под тем предлогом, что одолживший ему сейчас не очень-то нуждается в этих деньгах, они у него «и так есть»: например, «он богатый», «ему везет» и т. п.
Но, в то же время, нельзя не отметить и противоположной склонности русских. Точно так же без лишних колебаний и раздумий они способны отдать вам последнее, чтобы поделиться с человеком, попавшим в трудную ситуацию. По русской традиции «отдать последнюю рубаху». Можно отдать нуждающемуся, а можно раздать все просто от избытка радости, от желания ею поделиться. В литературе существуют многочисленные свидетельства русской «щедрости», которая поражает западных людей. [55] Они расценивают это качество не просто как доброту, а как «порыв, не сдерживаемый ни разумом, ни заботой о своем будущем, ни хоть малой дозой эгоизма». Впрочем, в современной России дело обстоит несколько иначе.
55
Сборник воспоминаний участников во второй мировой войне «Немцы о русских» — М Столица, 1995