Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)
Шрифт:
Нельзя, однако, сказать, что Россия у Блока раз навсегда дана, что этот образ не подвергался движению в его стихах. Имеется настоящая феноменология России у Блока, и Федотов в цитируемой статье тщательно ее прослеживает. Здесь множество образов. И если не главный, то первый в этом ряду - образ ранней блоковской лирики - Прекрасная Дама. Федотов:
...родина для Блока есть одно из воплощений Той, которой он пел сначала под псевдонимом Прекрасной Дамы. ... Многоликость Прекрасной Дамы не просто ряд икон, воплощений, но ряд измен... Средневековая Дама, Снежная дева, Коломбина, Незнакомка - все они носят печать призрачности, воздушной грезы. Поэт сознательно отдается их обману, лишь провидя в их чертах неизменный лик. Потому руки его неизбежно обнимают
В блоковедении давно уже - еще при жизни поэта - стало общим местом утверждение триадического движения в образе Блоковой России: Прекрасная Дама юношеских стихов стилизованного средневекового рыцаря обретает некую реальность в атмосфере большого современного города, где поэт обнаруживает свою героиню в модификации Незнакомки - образ, в свою очередь двоящийся: то ли это звезда, упавшая с неба, то ли проститутка. И вот блоковская Россия, считается, стала синтезом этих двух предыдущих образов. Теперь в ней появляется живая плоть, по словам Федотова. Но так ли это? Сам же Федотов особенно на этом не настаивает: Русь Блока еще более воздушна, бесплотна, ирреальна. Ее идея - девическая чистота и мужская верность. Это святая, "белая" Русь.
И еще это Русь "болотная", "пузыри земли" - главная тема второго тома стихов.
Тема болот чрезвычайно характерна для наших символистов: она отвечает общему для них ощущению жизни как таинственного тления. В этом символе заключена порочность и вместе беззащитность, обреченность, тоска по нежной смерти ... Это уже не смирение только, не унижение, а уничтожение "я", отказ от бессмертия... готовность к онтологическому отречению от своей личности, безмерность в нисхождении, - она характерна и для некоторых моментов в отношении Блока к России.
...нищий Христос выступает на фоне нищей России почти как символ небытия, повторяет тему болотного смирения...
Это вот и есть знаменитая тема нищей России:
Одна и та же на разных путях страдания, родина остается чистой, нестрашной, Христовой. Но движение образа только началось. С Россией повторяется, с роковой необходимостью, то же, что было с Прекрасной Дамой. По мере того как поэт вглядывается в ее лицо, он открывает в нем иные, пугающие ее черты. Начинается дрожание, разложение лица на множество переменчивых ликов... Это разложение России есть в то же время ее познание.
И далее следует еще один поворот: как Прекрасная Дама обратилась в Проститутку, так благостная Русь делается языческой колдуньей:
Северная аскетическая Русь обращается к поэту новым ликом: кровь рябин, песня дождя и ветра вдруг начинают звучать для него не крестной мукой, а хмельным разгулом... Мы едва узнаем лицо России в этой недоброй колдунье. Всего замечательнее: Русь теряет здесь славянские черты, превращаясь в хоровод разноликих народов. ... чужекровная Русь глянула на нас финскими глазами... Разглядев ее языческую, дославянскую природу, он уже не верит крестам у церквей, не верит ее синему росному ладану... Для северной Руси поэт оставил ведовствО, точно изнанку святости. Северный разгул - осенний, сквозь пьяные рыдания. Для темы вольного, цыганского разгула поэт ищет иных пейзажей ... тема степей сразу же ассоциируется с неславянской стихией. А где же настоящая, "привольная" Русь со светлыми глазами?
И вот заключительный пункт в Блоковой феноменологии России:
Из разложения старой славянофильской темы святой Руси рождается новая философия ее истории: финская северная Русь отважилась на бой со степной, татарской стихией и в этой борьбе тьма одолела ее... Русь сама обратилась в ханское кочевье... Голос татарской Руси громко звучит в сердце, заглушая славянские звуки... Этот провал славянской, черноземной России - самое примечательное в национальной интуиции Блока. В самом центре его географической карты ... зияет черное пятно.
Получается,
Здесь напрашивалась - и действительно появилась у Блока - неизбежная метафора: неверность России как женская измена. Россия в образе неверной жены - или даже любовницы. Вот как касается этой темы Федотов:
Новая Россия Блока сразу раскрывает свое женское лицо. Для всякого народа стихия родины, как стихия материнская, является в женском лике. Для Блока это, конечно, не могло быть иначе, хотя сыновнее чувство к России ему чуждо. Его отношение к ней всегда эротично. Как образ любимой, она не терпит в себе никаких мужских черт. В России Блока нет места мужику, нет места и трудовой страде, которая разрушает эротическое созерцание.
Это именно касание, а не раскрытие темы. Хотелось бы ее продолжить, углубить, детализировать. Во-первых, мы теперь знаем, что сыновнее чувство к матери не только может быть эротичным, но является основой всякой эротики ( в смысле "Афродиты простонародной"). Но это между прочим. Гораздо важнее, что отсутствие мужского элемента в Блоковом образе России есть следствие идентификации с Россией его самого, - ибо идентификация сына с матерью лишает его мужских черт. Отсюда идет безвольность Блока, его безответственность, как говорили люди, не принЯвшие его падения в большевизм. "Твоя душа невинна - я не прощу ей никогда", - писала Зинаида Гиппиус. Эрос Блока, если уж говорить о таковом, - не мужской, не активный. Это пассивное мление, как сказал бы Бердяев. И главное усилие жизнетворчества Блока было в том, чтобы отделить себя от матери, разрушить самую систему мать - сын, неизбежно предполагающую любовь, строящуюся на любви. А что такое отсутствие или, точнее, разрушение любви? Это измена. И только в ситуации измены высвобождался, проявлялся эрос Блока. Это ситуация, архетипически выраженная в сюжете Кармен. И недаром у Блока появился цикл под таким названием. Недаром вообще этот сюжет имел место в его жизни.
Парадоксальна, двусмысленна концовка этого цикла: "...нет счастья, нет измен. Мелодией одной звучат печаль и радость, Но я люблю тебя: я сам таков, Кармен". По существу это отождествление любви - и нелюбви, какая-то их аннигиляция.
Тематику Блока можно спроецировать еще на одно литературное произведение, внутренне связанное с сюжетом Кармен. Это пушкинские "Цыганы". Об этом стоит поговорить подробно.
Известно, что "Цыганы" трактовались современниками Пушкина в связи с его предполагаемым байронизмом. Тема Байрона бралась Пушкиным как тема романтического героя, сильной индивидуальности, вообще индивидуализма, предстоящего даже неким демоническим активизмом, богоборчеством. Постепенно критики и исследователи пришли к заключению, что как раз в "Цыганах" Пушкин преодолел байроновское влияние. Как много позднее писал Вяч. Иванов, величайшая оригинальность поэмы Пушкина заключалась в религиозном решении проблемы индивидуализма (по Иванову, это пресловутая соборность). А уже в советское время интересно повернул тему "Цыган" Ю.М.Лотман: он увидел в поэме полемику Пушкина с Руссо, с идеей благородного дикаря, противопоставлявшей природу культуре, бравшей природу как место истины. Пушкин в "Цыганах" угадал будущую тенденцию русской культуры к самоотвержению, к самоубийству, в более спокойных и социально ориентированных терминах называемую народничеством - в самом широком смысле. Побег от культуры не дает ни истины, ни счастья, предупредил Пушкин: благородный дикарь - это миф. "И всюду страсти роковые, И от судеб защиты нет".