Русские женщины привилегированных сословий в Италии и на Лазурном берегу Франции
Шрифт:
Дворяне же (и дворянки), уезжавшие за границу без разрешения монарха, могли подвергнуться конфискации имущества. Европейцы в своих записках отмечали: «Если русский сумеет хитростью выехать из страны, ему запрещают вернуться, а все его имущество конфискуют» [106] . Тем не менее, документ с восторгом был встречен большинством дворян: «Пребывание на Родине приобретает особую ценность с тех пор, как император оказал нам отменную милость. Даровав свободу жить, где нам угодно. Это не значит … чтобы я не желал познакомиться со светом и, особенно, с Италией» [107] .
106
At Home with the Gentry: A Victorian English Lady's Diary of Russian Country Life. Attrib. to Amelia Lyons / ed. J. McNair. – Nottingham, 1998. – P. 22.
107
Чернышев И.Г. Письмо И.И. Шувалову из Вены 13 января 1762 г. // Русский архив. 1865. – С. 183.
В начале же 1763 г. Екатерина II, недовольная первоначальным текстом манифеста, назначила комиссию для пересмотра этого закона, так как он «в некоторых пунктах еще более стесняет ту свободу, нежели общая отечества польза и государственная служба теперь требовать могут, при переменившемся государственном положении и воспитании благородного
Жалованная грамота дворянству окончательно определила права и привилегии дворянского сословия, ставшего главной опорой престола после подавления бунта Пугачева. Дворянство оформилось как политически господствующее сословие в государстве, имевшее право беспрепятственно отъезжать в другие европейские государства и поступать там на службу при условии возвращения в Россию по первому требованию. Представители же других сословий составляли скорее исключение и выезжали чаще в качестве «обслуживающего персонала». При этом русские дворяне должны были подтверждать свое звание подобающим поведением, рискуя лишиться его вместе со всеми привилегиями, если поступали «не по-дворянски» [108] . Екатерининская «Жалованная грамота дворянству», гарантируя помещикам защиту от конфискации имущества по чьему-либо произволу, одновременно давала «широкое законодательное обоснование для лишения прав дворянства». Но на практике конфискация имущества производилась редко. Она предусматривалась, в основном, в наказание дворянам, виновным в государственной измене [109] .
108
Tovrov J. The Russian Noble Family: Structure and Change. – N.Y., 1987. – P. 3.
109
Meehan-Waters B. The Development and Limits of Security of Noble Status, Person, and Property in Eighteenth-Century Russia // Russia and the West in the Eighteenth Century / ed. by A Cross. – Newtonville, 1983.– P. 300.
Представительские интересы государства и дворянства за рубежом Екатерина II оформила созданием 21 дипломатического представительства, часть из которых работала на территории Итальянских государств [110] .
Дипломатические кадры во всем мире традиционно набирались из среды аристократов: в российском ведомстве иностранных дел служили или родовитые дворяне или иностранцы. К дипломатическому корпусу, в соответствии с решением «церемониального департамента», должны были принадлежать жены и дети дипломатов до 16 лет, на которых распространялся соответственно дипломатический иммунитет [111] . По замечанию французского посла Л. Ф. Сегюра, «во всех столицах европейских, исключая однако Париж и Лондон, ввелось в обычай, что иностранные послы и министры … делаются душою общества того города, где живут. Они обыкновенно деятельнее, нежели местные вельможи, оживляют общество, потому что держат открытые дома и часто дают роскошные обеды, блистательные пиры и балы» [112] .
110
Вышинский А., Лозовская С. Дипломатический словарь. – М., 1946. – С. 6.
111
Там же.
112
Сегюр Л.Ф. Заметки о пребывании в России в царствование Екатерины Второй // Россия XVIII века глазами иностранцев. – Л., 1989. – С. 341.
Таким образом, впервые в истории России знатные женщины получили возможность воздействовать на своих высокородных мужей не только внутри государства, (создавая женские «лобби» при дворе), но и за рубежом, принимая непосредственное участие (а порой и путем скрытого воздействия) в формировании отношений с тем или иным итальянским государством. Почти все дипломатические представительства империи в Италии стали организовывать свои церкви, номинально входившие в епархию Санкт-Петербурга.
Паспортная же система в Российской империи начала формироваться в 1765–1795 гг., когда людей, переселявшихся в другие места, обязывали получать в уездных управах «пропускные письма» и «отпускные билеты», со временем получившие название паспортов. Паспорта (passeporti в переводе с итальянского и французского – «разрешения на проезд через порт» – В. О.) выдавались исключительно при переездах, в основном, за границу.
В начале ХІХ в. паспортную систему ввели на всей территории Российской империи, причем установленного образца паспортов не было. Император разрешил губернским властям самим определять содержание и форму паспортов, но обязательно записывать основные личные данные и приметы (рост, цвет волос и глаз, овал лица и т. д.), срок действия документа (от полугода до трех) и цель путешествия. Паспорт выдавали гражданам всех сословий и обоих полов после достижения 25 лет.
Отрицательной же чертой в сближении России с Европой было увлечение дипломатической знати не столько светской культурой Запада, но сколько западноевропейским бытом. А. С. Пушкин в повести «Арап Петра Великого» высмеял щеголя Корсакова, вывезшего из-за границы лишь парижские моды и пристрастие к французским словам. Этим грешили даже такие выдающиеся люди, как дипломат князь Б. И. Куракин. Он так пристрастился к итальянскому языку, что «воспоминания написал на какой-то смеси русского языка с итальянским» [113] .
113
Кафенгауз Б.Б. Россия при Петре Первом. – М., 1955. – С. 159–160.
Неаполитанское королевство – первое из итальянских государств установило прямые дипломатические отношения с Россией: «добившись независимости от австрийской короны в 1734 г. это государство пыталось обрести союзников в условиях сложного европейского равновесия» [114] . В 1776 г. испанский посол в Вене Магони передал полномочному представителю русского двора князю Д. М. Голицыну желание «его неаполитанского величества завести и содержать ближайшее между обоими дворами дружеское сношение через собственных министров» [115] . А. К. Разумовский официально представлял интересы Петербурга в Неаполе с 1777 по 1785 г. [116] . Именно благодаря дипломатии Разумовского в 1787 г. был заключен первый русско-неаполитанский торговый договор. Первый неаполитанский посол в России Муцио да Гаэта герцог Сан-Никола, по словам Екатерины II, «говорил по-русски как русский», перевел на итальянский язык «Россиаду» Хераскова, а также «Поучения» Екатерины своему внуку Александру. Его дипломатическую миссию при Екатерине и при Павле продолжил герцог Серра-Каприола, отличавшийся умом, политическим опытом, умением находить контакты с русскими людьми и ставший одним из авторитетных европейских дипломатов. Посол Сегюр отмечал, что «Серра-Каприола, нравился всем своим добродушием и веселостью.
114
Зонова Т.В. Россия и Италия: история дипломатических отношений. – Ч. 1. – М., 1998. – С. 22.
115
Там же.
116
Племянник морганатического супруга российской императрицы Елизаветы Петровны А.Г. Разумовского по распоряжению Екатерины II 1 января 1777 года был назначен в Неаполь в должности чрезвычайного посланника при дворе короля Фердинанда IV. П.А. Вяземский – со слов графа Косаковского – свидетельствовал, что Разумовский, осознав эффективность дипломатии будуара, сблизился с королевой Неаполя.
117
Сегюр Л.Ф. Заметки о пребывании в России в царствование Екатерины Второй // Россия XVIII века глазами иностранцев. – Л., 1989. – С. 341.
118
Бутурлин М.Д. Записки 1813–1817 // Русский архив. – Кн. 1. 1897. – С. 431. А.С. Пушкин любил посещать рауты посланников итальянских королей при русском дворе.
119
Arhivio dello stato Napolitano// Ministero affair Esteri, faschio 2909–2918. Например, его волновал вопрос церемонии целования руки у императрицы Российской Империи: если это нормально для джентльмена, то для жены посла не будет ли это признаком зависимости от русского двора?
Сардинское же королевство, как и большинство итальянских государств, не проявляло инициативы в налаживании связей с Россией, опасаясь негативной реакции со стороны Англии и Франции [120] . Для изучения возможности установления отношений в мае 1770 г. в Турин неофициально был направлен А. И. Нарышкин. Несмотря на неудачные переговоры, постоянно предпринимались новые попытки к сближению с Сардинией. Это было обусловлено необходимостью дислокации русской эскадры на завершающем этапе войны с Турцией в портах Лазурного берега, принадлежащего в то время Савойской династии. В 1782 г. были установлены дипломатические отношения России с королевством Сардиния, и посланником при дворе Витторио Амедео III Савойского был назначен друг французских просветителей князь Дмитрий Алексеевич Голицын. В 1783 г. вышедшего в отставку Д. А. Голицына сменил князь Н. Б. Юсупов – будущий директор Эрмитажа. Затем были установлены отношения с республикой Венеция (1782 г.) и герцогством Тоскана (1785 г.) [121] . Создаваемые посольства и консульства были обязаны покровительствовать прибывавшим русским, ибо в конце XVIII столетия запросы русской знати возросли настолько, что все большее число дворян включали Италию в маршруты своих странствий. Итальянские правительства признавали выдаваемые посольствами документы. Европейская репутация Италии как сокровищницы искусства все более учитывалась именитыми русскими путешественниками. Посещение ее стало дорогим и престижным, именно потому, что преследовало образовательные и эстетические цели.
120
Нечаев С.Ю. Русская Италия. – М., 2008. – С. 30.
121
Зонова Т.В. Россия и Италия: история дипломатических отношений. – М., 1998. – Ч. 1. – С.18–26.
В начале же XIX в. в связи с изменением политической обстановки образовательные поездки на Запад стали организовываться не так часто, они реже санкционировались государством. И все же европейская жизнь для аристократов уже перестала быть чуждой и загадочной. Старомосковский уклад очень медленно, но все же уходил в прошлое: выезд русских в Италию увеличился не только по служебной линии, но и по личным причинам в связи с тем, что Франция из-за наполеоновских войн временно утратила роль мирового культурного центра.
Война 1812 г. дала огромный толчок развитию идейной и общественной жизни в России. Большое количество русских людей непосредственно прикоснулись – в движении русской армии на запад – к европейской жизни, и это живое знакомство с Западной Европой гораздо сильнее повлияло на русскую душу, чем увлечение Западом в XVIII веке: «По возвращению домой военное общество стало принимать новые нравы. Прежняя пустая жизнь, попойки, карточная игра сменились иным время провождением: вместо карт явились шахматы, место кутежей – чтение иностранных газет, офицеры ревностно следили за политикой» [122] . Ощущение русской политической мощи не только поднимало чувство собственного достоинства, но и ставило остро вопрос о внесении в русскую жизнь всего, чем политически Запад импонировал русским людям.
122
Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. – СПб., 1908. – С. 311.
С 1812 г. в России начался процесс «кристаллизации» политических движений, закончившийся восстанием декабристов [123] и наступлением «николаевского времени», выразившегося в Италии как период русского романтизма середины XIX в. Передовые дворяне в условиях «николаевского режима», обреченные на бездействие, в поисках своего «я» приходили к выводу, что остается «одно средство – путешествовать» [124] и, помимо участия в военных действиях начинали вместе с представителями творческой интеллигенции активно ассимилироваться с «beau monde» на курортах и столицах итальянских государств и центральной Европы [125] . Как не вспомнить метаний лермонтовского Печорина с его типичными ментальными рефлексиями «героя времени». Более или менее долгое нахождение «на водах» стало считаться «хорошим тоном», ведь в Российской империи середины XIX в., кроме необжитого Крыма и нескольких кавказских городов, еще не было своих признанных мест отдыха.
123
Зеньковский В. История русской философии. – Paris, 1989. – P. 140. В 1823 г. в Москве возникло два кружка – первый литературный и второй – философский, принявший название «Общества любомудров».
124
Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени // Избранные произведения. – Л., 1968. – С. 567.
125
Lo Gatto E. Russi in Italia dal secolo 17 ad oggi. – Roma. 1971. – Р. 65.