Русский Бертольдо
Шрифт:
Действительно, проделки «польского шута» некоторым образом подготовили русского читателя к восприятию плутовского романа, хотя в русской версии они и отличались по духу от того, что вытворял его немецкий прототип [199] . Знание сюжетных перипетий рождало литературные ассоциации, которые позволяли читателю заметить, что Эйленшпигель/Совизжал и Бертольдо действуют в непростых к тому же явно схожих ситуациях. К таким ситуациям можно отнести известный рассказ об Эйленшпигеле-«художнике», нанявшемся расписывать стены во дворце ландграфа Гессенского; данный эпизод (как и многие другие) изначально восходит к «Соломону и Маркольфу». В России этот анекдот, наделенный признаками плутовского архетипа, особенно пришелся по вкусу: он не только имел устное хождение [200] , но и получил самостоятельную жизнь в других литературных формах [201] . Чтобы избежать разоблачения и наказания за невыполнение заказа, хитрый плут предупреждает незадачливого графа, а затем его жену и дочь, о необыкновенных свойствах написанных им картин, якобы недоступных глазам незаконнорожденных. Разумеется, все восхищаются его «творениями».
199
О преобладании в русской версии «Совизжала» эротических мотивов, основанных на сугубо плотских влечениях или меркантильных интересах героя, см.: Там же. С. 46; Morris М. A.The literature of Roguery in Seventeenth- and Eighteenth-Century Russia Northwestern University Press, 2000. P. 81–82.
200
Анекдот
201
Например, в стихотворном «увеселительном» жарте «О господине и куриозном» — текст жарта из рукописного сборника БАН (Тим. 2) опубликован: Malek Е.Русская нарративная литература XVII–XVIII веков. Опыт указателя сюжетов. L'od'z, 1996. С. 155–168. См. также: Malek Е.К истории восприятия плутовского романа в России… С. 43–44.
Этот анекдот легко узнается и в «Бертольдо», причем сразу в двух эпизодах. В первом («Хитрость бертолдова, чтоб не обмочен был он сзади») Бертольдо, разгадав замысел царицы, приказавшей своим придворным госпожам посадить его в лохань с водой, спешит объявить:
Всегда, когда обмочен бываю я сзади, то отгадываю всякую вещь, и знаю, буде которая женщина кого любит, и с кем и когда погрешила, и честна ли она или нечестна, и, коротко сказать, все отгадываю и, ежели б случилось здесь кто либы нибудь обмочил меня сзади, то б я узнал тот час всякое дело.
Разумеется, «никто не осмелился тамо учинить над ним никакой шутки, ибо все имели, по обшей пословице, щель на корме» (л. 16). Во втором эпизоде («Новая хитрость бертолдова, чтобы не был бит») герой вновь прибегает к тому же трюку. Он предупреждает придворных дам, готовых по приказу царицы обрушить на него палочный град: «Пусть из вас та, которая намерена отравить за столом царя, возмет прежде палку и меня ударит, то я буду доволен» (л. 16 об.). И опять выходит сухим из воды.
К середине XVIII в. переводные образцы плутовской литературы начинают активно усваиваться и адаптироваться к русским реалиям, воспроизводя, в свою очередь, новые национальные модели. Многочисленные вариации породил на русской почве сюжет о том, как господин собирается побить своего слугу, а тот хитростью избегает побоев. Версии расхожих сюжетов, близких к «Житию Езопа» («О господине со слугою», «О злой жене» и др.), особенно часто встречаются в «увеселительных» жанрах, получивших в России самое широкое хождение [202] . Низовой читатель явно симпатизировал герою, вынужденному в течение всей своей жизни спасаться, подобно Эзопу (Бертольдо), от угрожающих ему побоев («обмочения») — и всякий раз спасающемуся «собственным разумом».
202
Державина О. А.Фацеции: переводная новелла в русской литературе XVII века. М., 1962. С. 95–96, 166–167; Malek Е.К истории восприятия плутовского романа в России… С. 42–43, на с. 49 — опубликован текст жарта «О господине со слугою» из рукописного сборника БАН (Тим. 2).
Откликаясь на читательский спрос, анонимный русский автор начала XVIII в. создал компилятивную повесть, сюжетную основу которой также составляет один из эпизодов «Жития Езопа баснослова», — «О обретшем незнаемый путь и избегшем биения своим разумом» (известна также как «Повесть об Аквитане») [203] . Связь «Повести об Аквитане» с фольклорной поэтикой и в то же время новые элементы жанра плутовской литературы, в сторону которой явно делает уклон ее автор, обеспечили ей успех в демократической читательской среде на протяжении столетия [204] . В 1780-е годы под пером Ивана Васильевича Новикова [205] «Повесть», еще более русифицированная и с заметно усиленным плутовским началом, возродилась под названием «О крестьянине Странжиле обманувшем господина и избавившем себя от побой»; она входит в состав сборника И. В. Новикова «Похождение Ивана гостинаго сына», рассчитанного на массового третьесословного читателя [206] .
203
См.: Адрианова-Перетц В. П.Басни Эзопа в русской юмористической литературе XVIII века // Известия ОРЯС АН СССР. 1929. Л., 1929. Т. 2. Кн. 2. С. 398; Малэк Э.Источники и литературная история «Повести об Аквитане» // ТОДРЛ. Л., 1990. Т. 43. С. 104–105.
204
О популярности повести см.: Малэк Э.Источники и литературная история «Повести об Аквитане». С. 103.
205
См.: Рак В. Д.Новиков Иван Васильевич // Словарь русских писателей XVIII века. СПб., 1999. Вып. 2 (К-П). С. 359–361.
206
О крестьянине Странжиле обманувшем господина и избавившем себя от побой // Новиков И. В.Похождение Ивана гостинаго сына, и другая повести и скаски. СПб., 1786. Ч. 2. С. 5–14 (далее — О крестьянине Странжиле…). Значительную группу рассказов в сборнике И. Новикова составляют произведения с авантюрно-плутовскими сюжетами; о его рукописных и печатных источниках см.: Malek Е.О некоторых источниках «Похождений Ивана гостинаго сына» Ивана Новикова (К проблеме взаимодействия рукописной и печатной книги в России второй половины XVIII века) // Zeszyty Naukowe Wy"iszej Szkoly Pedagogicznej w Bydgoszczy: Studia Filologiczne, 1983. Bydgoszcz, 1985. Z. 18. S. 115–124; Рак В. Д.Материалы к изучению сборника И. В. Новикова «Похождения Ивана гостинаго сына» // XVIII век. СПб., 2002. Сб. 22. С. 122–154.
Хотя в качестве исходного образца Новиков и имел Эзопа, тем не менее, создавая своего «крестьянина Странжила», он отказался от важнейшего и давно зарекомендовавшего себя в народной литературе топоса — маски урода, за которой скрывается особая мудрость (хитрость) героя. Напротив, его русский бобыль Созонт наделен весьма благообразной внешностью: «костью складен, и лицем хорош» [207] ; поселяне симпатизировали ему, называя его «Странжилом или Забавным». Эта «забавность» вызывала к герою необыкновенную любовь односельчан — мотив, который находит параллель в появившихся за несколько лет до сборника Ивана Новикова русских переводах французских переделок романа Кроче — «Италиянского Езопа» (1778) [208] и «Жизни Бертолда» (1780) [209] . В них также Бертольдо, вид которого причинял «страх невинным младенцам», пользуется в деревне всеобщей любовью именно за свою необыкновенную способность «забавлять»:
207
Автор подчеркивает это, вероятно, из определенного желания дистанцироваться от образца, как бы отстаивая тем самым свой авторский замысел (на самом деле, происходит простая замена одной маски на другую, как это и было в «Повести об Аквитане»). Интересные наблюдения о методе Новикова см.: Рак В. Д.Материалы к изучению сборника И. В. Новикова… С. 128–129.
208
Италиянской Езоп, или Сатирическое повествование о Бертолде,
209
Жизнь Бертолда, сына его Бертоддина и его внука Каказенна // Библиотека немецких романов… М.: Унив. тип. у Н. Новикова, 1780. Ч. 1. С. 261–308.
«Италиянской Езоп»:
<…> [Бертольдо] увеселял их своими шуточными речьми и замысловатыми выдумками, который крестьяне внятнее слушали, нежели самыя лучшия проповеди; он им делал также наставления в расказываемых им иногда изрядных повестях, и был, по священнике и Господине той деревни, более всех от них почитаем (с. 12).
«Жизнь Бертолда»:
Он составлял забавнейшую особу в деревне Бретагнане в коей обитал. Соседи его слушивали нравоучения его лучше, нежели своего священника; ссоры их разбирал он удачливее своего помещика и судьи, а сверьх того побуждал их скорее к смеху, нежели по ярманкам бродящие крикуны и обезьяны, кои иногда таскались сквозь их деревню (с. 264).
И в повести «О крестьянине Странжиле», и во французских редакциях «Бертольдо» этот мотив любви окружающих к «забавному» герою незаметно переходит в другой — в любовь окружающих к непутевомугерою. Оба протагониста живут в бедности, абсолютно не имея «к хлебопашеству и к домоводству никакой прилежности и заботы», а любовь поселян и к одному, и к другому от этого только усиливается! Единственно ради возможности иметь беседу с Бертольдо (так она им была «приятна и любезна»), крестьяне готовы были наложить «на себя подать, чтоб доставить ему пропитание и удержать его у себя» [210] . Подобным же образом проявляют свои чувства односельчане «забавного» Странжила, которого они «на перерыв друг пред другом из двора в другой таскивали и довольствовали, чегоб ему ни пожелалось» [211] .
210
Там же. С. 264.
211
О крестьянине Странжиле… С. 5.
Заметим, что другой устойчивый мотив литературы авантюрно-плутовского жанра — «уход героя на поиски счастья» — также присутствует в обоих текстах, но различается своей модальностью. Согласно версии «Италиянского Езопа», Бертольдо отправляется «искать себе щастия инде» исключительно из благородных соображений: поскольку «не хотел быть им [крестьянам] в тягость» [212] . Напротив, мотивировка ухода из родного села Странжила — в надежде, «не сыщет ли себе лучше тогдашняго своего состояния» [213] , — явно тяготеет к пикарескной традиции.
212
Италиянской Езоп… С. 12; вспомним, что в итальянском оригинале по поводу ухода Бертольдо из деревни нет никакой рефлексии, его появление при дворе короля Альбоино мотивировано исключительно любопытством.
213
О крестьянине Странжиле… С. 6.
Учитывая незаурядный интерес Новикова к литературе «неполезного» свойства, а также знание им иностранных языков [214] , представляется весьма вероятным, что, приступая к осуществлению своего литературного замысла, он уже был знаком с романом о Бертольдо или скорее — с его французскими переделками. Во всяком случае, французские версии романа Кроче своей разработкой отдельных мотивов, похоже, как подтверждают примеры, оказались совсем не бесполезными для творческой самореализации русского писателя.
214
См.: Рак В. Д.Материалы к изучению… С. 148.
Приобщению русского читателя к литературе плутовского жанра, окончательно состоявшемуся к середине столетия [215] , немало способствовало его более раннее знакомство с «подвигами» Эзопа, Эйленшпигеля/Совизжала и того же Бертольдо [216] . Именно вслед за ними в русский книжный обиход вошли и прочно обосновались там «первенцы» европейской пикарески — Ласарильо де Тормес [217] , Гусман д’Альфарачи [218] , Жиль Блаз из Сантильяны [219] , а также и другие персонажи этого типа. Круг читателей плутовского романа был достаточно широк, в него входили люди из самых разных слоев общества. Похождения плутов занимали не только малообразованного низового читателя, которому для знакомства с новым жанром к тому же необходим был посредник. Издания пикарескного романа на иностранных языках — совсем не редкость и в дворянских библиотеках: дань модному чтению отдавали и всесильный елизаветинский вельможа, и семнадцатилетний сержант [220] . То, что усвоение такого рода образцов происходило не только через переводы, но и благодаря работе литературных посредников (таких как Иван Васильевич Новиков), говорит о неуклонно возрастающем интересе к «неполезному» чтению.
215
История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII век. Т. 1: Проза / Отв. ред. Ю. Д. Левин. СПб., 1995. С. 142–143 и след, (глава написана Ю. Д. Левиным). Библиографию плутовских романов, опубликованных в России вплоть до 1832 г., см. в приложении к изд.: Striedter J.Der Schelmenroman in Russland: Ein Beitrag zur Geschichte des russischen Romans vor Gogol’. Berlin, 1961.
216
«Первым русским пикаро» часто называют Жиль Блаза из Сантильяны, что не совсем корректно, поскольку русский читатель был знаком с плутовскими романами об Эзопе и Эйленшпигеле еще «задолго до появления на книжных полках Санкт-Петербурга романа французского писателя» ( Malek Е.К истории восприятия плутовского романа в России… С. 37 и далее).
217
Русский перевод анонимного испанского романа о жизни и приключениях Ласарильо с Тормеса вышел в Москве в 1775 г., переиздан в 1792-м (СК 2249–2250); другой перевод, выполненный в 1766 г. учителем Морского корпуса Михаилом Пермским и одобренный Канцелярией корпуса, опубликован не был (см.: Руднев Д. В.Г. А. Полетика и издательская деятельность Морского кадетского корпуса в 1760–1770-е гг. // Вторые Лупповские чтения. Доклады и сообщения. Санкт-Петербург 12 мая 2005 г. М., 2006. С. 53).
218
«Увеселительныя приключения Гусмана д’Альфараша» Матео Алемана переведены на русский язык в 1785 г. с французского перевода Лесажа, имя которого придавало этой книге дополнительный интерес в глазах русских читателей (СК. Дополнения № 370).
219
Роман А. Р. Лесажа «История Жиль Блаза из Сантильяны» в переводе Василия Теплова вышел впервые в 1754–1755 гг., до конца столетия он переиздавался еще шесть раз (СК 3653–3659); о переводах и рецепции этого романа в России XVIII в. см.: Morris МЛ.The Literature of Roguery in Seventeenth- and Eighteenth-Century Russia P. 7 и далее.
220
В библиотеке И. И. Шувалова, основателя и первого куратора Московского университета, находилось, например, французское издание «Жиль Блаза» (НБ МГУ: Шувалов 405). Об АТ. Болотове — читателе романов см.: Щепкина Е.Популярная литература в середине XVIII века (По запискам Болотова) // ЖМНП. СПб., 1886. Апрель. С. 243.