Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны
Шрифт:
Российская интеллигентная и около того публика евангельского Иисуса чаще всего просто не знает, знает ренановско-толстовско-булгаковского. Но сей дегенеративный персонаж не имеет ничего общего с Христом-биченосцем, пинками выгоняющим из храма торговцев, непоколебимо безмолвным на допросе у прокуратора. Пришел Он не ко всем, а только к избранным, обладающим достаточной силой, чтобы взвалить на плечи крест свой. Нагорная проповедь, это в которой о «плачущих и жаждущих правды», адресована тем, кому категорически не в кайф в «концентрационной вселенной», кого её законы, включая закон всемирного
Священники вовсе не являются образцом для подражания. Образец — Христос и святые. Священники всего лишь, в силу своего посвящения, обладают некоторыми особыми свойствами, которые не исчезают даже в случае их не шибко нравственного поведения. Проводник не теряет способности передавать электрический ток, в случае если изоляция грязная и исцарапанная. Главное, чтобы цепь была замкнута. Во время богослужения она замкнута. Всё вышесказанное не отменяет личной ответственности некачественного «проводника».
На самом деле, как следует из евангельских текстов, Христос именно стремился быть распятым, чтобы, добровольно приняв безвинные страдания позорной и мучительной казни, указать путь победы над главным дьявольским искушением, искушением любви и жалости к себе. Но в каком регионе планеты Земля в ту эпоху могли казнить за то, что некто назвал себя Сыном Божьим, — только и исключительно в Иудее. Для греков, римлян, индусов, китайцев и прочая претензии на данный высокий статус человека, реально творящего весьма нехилые чудеса, не вызвали бы никаких возражений. Так и где же таки Богу было воплощаться?
6. Тут возразить нечего, скорее всего Он не за вами приходил и не для вас говорил. Relax.
Теперь о христианской «покорности» «всякой власти». Мы не будем рассматривать данный феномен в исторической перспективе. Скажем о сегодняшнем дне в контексте дикого россиянского капитализма.
Сребролюбие — один из смертных грехов. В то же время капитализм, вообще, общество, в котором рыночные отношения доминируют над всеми прочими, есть, таким образом, общество тотального греха. С точки зрения отцов Церкви даже простое накопительство есть проявление неверия в промысел Божий, а, следовательно, греховно.
Все, что имеет человек сверх того, что необходимо для элементарного жизнеобеспечения, они предписывают раздавать нуждающимся. И это не благопожелание, а императив. Почему повседневная практика РПЦ не всегда и не во всем соответствует заповедям, имеющим «социальное звучание» — вопрос к представителям осифлянского клира, а не к Христу и апостолам.
Теперь о «непротивлении злу насилием». Желающих подставлять, кому попало под удары щеки, среди представителей молодой Руси тоже не наблюдается. Но этого от воинов и не требуется, представьте себе. Более того, не требуется и щадить врагов.
Взявшему меч
Общечеловечки постоянно утверждают, что убивать людей нельзя. Даже если очень хочется…И смертную казнь всячески отрицают, ссылаясь на, якобы, императив, «не убий». Но, спрашивается, где и кто дает соответствующую
Открываем Библию и в 20 главе книги «Исход», в самом деле, обнаруживаем заповедь «не убий». Дана она Богом Моисею. Но переворачиваем страницу и в 21 главе тот же источник предписывает: «Кто ударит человека, так что он умрет, да будет предан смерти». И дальше: «А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу.»
Что же это — парадокс, противоречие, которых, по мнению все тех же либералов, в Библии множество? Ничего похожего. Формула «не убий» вовсе не содержит того смысла, которым его нагружают многие поколения гуманистов. Это просто установка, что убивать плохо. Для либералов это само собой разумеется. Однако разумеется это, на самом деле, отнюдь не само собой.
Никак ведь рационально обосновать непозволительность убийства нельзя. Абсолютно не понято, почему, в самом деле, нельзя убить кого-нибудь, кто тебе мешает, не нравится или просто попал под горячую руку. Тезис, что, мол, не надо делать другим, чего сам себе не хотел бы, не работает. Потому как, во-первых, некоторые и своей жизнью не дорожат. А, во-вторых, можно стать супер-бойцом и всех мочить, без особых для себя последствий.
И в древности, пока не знали люди, что Бог убивать не велит, таких персонажей называли «героями». Читайте Илиаду.
Соответственно «душу за душу» и «око за око» — развитие первого тезиса. За предосудительное действие (убийство), полагается возмездие. Причем, опять-таки, данную форму воздаяния либералы трактуют, как Божье попустительство варварским инстинктам. И снова все извращают.
«Око за око» — заповедь глубоко гуманистическая по своей сути. Поскольку «герой», в античном понимании, почитал добродетелью за утраченное «око» непременно оторвать обидчику голову.
«Ну, предположим, — скажут гуманисты, — но это все в Ветхом Завете, а Христос велел не противиться злому и щеку то одну, то другую подставлять». Все так. Вот, только, кому, зачем и почему Он велел? Это принципиально важный момент.
Говорит все это Христос в Нагорной проповеди. И предписания эти именуются «заповеди блаженства». Предваряет их Господь знаковым замечанием: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдут небо и земля, ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все».
То есть не было у Христа намерения отменять принцип возмездия. Никак нет. Но он развивал логику милосердия. Давал понять, что «око за око» — гуманно, однако простить — лучше. Лучше для кого? Для прощающего. Потому как, отрекаясь от мщения, от гордости и привязанности к своему Я, человек обретает «блаженство».
Он сам, отказываясь судить, становится неподсуден. Человек, избирая такую модель поведения, активно претендует на милосердие Божье. Это его личный выбор на пути к Спасению.
Но он не имеет никакого отношения к нормам, по которым предписано действовать, что называется в миру, если не желать, конечно, чтобы мир этот погрузился в тотальный хаос. Это, кстати отлично иллюстрирует коллизия, сложившаяся вскоре после принятия Русью христианства.