Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943
Шрифт:
Его поддержали другие солдаты, принявшись почем зря ругать местных лошадей. Раздались возгласы:
– Все части должны быть моторизованными!
Но и здесь Хан проявил лучшую осведомленность:
– Моторы в России выходят из строя. Недавно сюда с румынской границы своим ходом пришла танковая дивизия. Она оказалась уже небоеспособной.
– Чего стоит только эта грязь! – поддержал его Хюбл. – Если лошадь можно пришпорить, то мотор – нет. Он просто заглохнет.
Хюбл все же сходил в штаб и приехал
– Как же удалось раздобыть все это? – поинтересовался я.
– Выменял на пятьсот сигарет, – рассмеялся Хюбл.
У нас во взводе было 10 некурящих. В день экономия составляла 50 сигарет, которые шли в обмен на то, в чем мы нуждались.
– Это белые лошади, они слишком заметны, – заявил Коглер. – Ведь доктор Шедель знает каждый конский волос в полку.
– Позвольте мне позаботиться о том, чтобы он больше не беспокоился о белых лошадях! Я их перекрашу! – воскликнул Микш, который по своей второй профессии был торговцем лошадьми.
– В этом ты знаешь толк! – отозвался Коглер, и все расхохотались.
– А это не навредит лошадям? – решил уточнить Хюбл.
– Я не навредил еще ни одной лошади! – заверил его Микш, взял сивок под уздцы и удалился.
– Надо что-то дать Хану, чтобы он помалкивал, – сказал Хюбл. – Что мы ему дадим? Сигареты?
– Он же не курит!
– Свиную рульку?
– Он не употребляет мяса!
– Черт побери! Тогда, может быть, шнапс?
– Он не пьет спиртного!
– Бедняга! Но как сделать так, чтобы он молчал?
Я вызвался решить эту задачу, поскольку хорошо знал Хана, и на следующий день отправился к ветеринару, доктору Шеделю, где сдал ему двух больных лошадей.
– На днях вы получите замену, – буркнул он. – 1-й батальон расформировывают.
– Как здорово! – лицемерно поблагодарил я его. – Нам это так необходимо!
Мне пришлось пришпоривать лошадь, чтобы как можно быстрее доложить обо всем Хельцлу, который теперь командовал нашей ротой.
– Подождите! – распорядился он, выслушав мой доклад. – Через час я выезжаю в ваш взвод.
К моей великой радости, у меня появилось свободное время, и мне захотелось повидать Хана и Рюкенштайнера. Обоих я застал за допросом военнопленного. В углу с винтовкой в руках сидел Бургхард. Хан утверждал, что это партизан, поскольку пленного взяли здесь в тылу, и он хотел убить его.
– Палач! – бросил в ответ Рюкенштайнер. – Только что ты рассказывал мне о своей невесте, а теперь хочешь застрелить пленного?
– Что ты в этом понимаешь? Бургхард! Взять его!
Пленный все понял и, проглотив слюну, перекрестился на русский манер.
– Почему он должен умереть? За что? – спросил Бургхард и,
– Ты животное! – крикнул Хану Рюкенштайнер.
Тот рассвирепел и с кулаками стал надвигаться на Рюкенштайнера, одновременно крича:
– Убирайся вон! Бургхард! Выполнять приказание!
Но Бургхард даже не шелохнулся. Я попытался успокоить Хана и сказал ему:
– Пусть ротный решает.
– Но это я взял его! В бою!..
– Ты что, дурак? В каком бою? – рассмеялся Рюкенштайнер. – Здесь? За линией фронта?
Хан набросился на Рюкенштайнера, а я сказал Бургхарду:
– Скорее веди пленного в канцелярию!
Бургхард был родом из Мюнхена и слыл человеком набожным. Он понимающе кивнул и быстро увел русского. Тут налетели самолеты противника и стали бомбить нас. Мы бросились в близлежащий погреб в соседнем огороде. Здесь Хан снова принялся рассказывать о своей невесте и спрашивать нашего совета, стоит ли ему жениться?
В близлежащем сарае я наткнулся на стопку русских учебников и стал листать их. Они сплошь и рядом были напичканы политическими высказываниями и партийными штампами. За подобными рублеными фразами русский язык терял свойственную ему живость.
Уже наступал вечер, когда мы с Хельцлом поскакали во взвод. Во время Польской кампании он был моим фельдфебелем. Хельцл был настоящим солдатом и всегда соблюдал дисциплину.
– Я следую только приказам, – любил говаривать он.
Как-то раз я спросил Хельцла, будет ли он выполнять приказы, противоречащие его совести.
– Таких приказов для солдата не существует, – был ответ.
Мы скакали быстро и с наступлением темноты прибыли в Чутово. Я сопроводил Хельцла в расположение нашего взвода.
– Хюбл, я вынужден разочаровать вас, – начал он. – Вам придется убраться отсюда!
– Боже мой!
– Что?
– Так точно, господин лейтенант!
– Справа в двух километрах отсюда находится лощина. Иваны часто наведываются туда. Надеюсь, что это долго продолжаться не будет. Вам надлежит отправиться туда. Может быть, вы возьмете с собой только половину людей, а остальных оставите здесь? Потом будете меняться. Лучше делать это ночью, днем ротация невозможна.
– Так точно!
В вечерних сумерках мы провели разведку новой позиции. Она находилась в плоской лощине. Здесь паслось стадо овец. Виднелись загоны, обнесенные штакетником. Кругом был один овечий помет.
Ночью мы передислоцировались сюда и развели в сарайчике, возле которого разместилось наше орудие, костер. Стены этого сооружения были из палок, которые и пошли на топливо. Палки, видимо, пропитались овечьей мочой и при горении испускали едкий вонючий дым, от которого на глаза наворачивались слезы.
– Интересно, как здесь будет днем?