Русский город Севастополь. Книга третья
Шрифт:
– Поручик Токарев, – обратился он к высокому, крепкому пехотному офицеру. – Коль увидите, что я упал, пресечь всякую панику и принять командование.
– Будет исполнено! – кивнул тот.
– Назначьте себе заместителя. Мало ли что, – потребовал Бирюлёв.
– Прапорщик Семченко, – указал тот на молодого офицера. – Он в подобных вылазках бывал. Сдюжит.
– Хорошо. Поручик Константинов, за вами левый фланг, поручик Каверин – вы на правом. Поручик Кречен, вы с сапёрами прямо за мной. – Он взглянул на часы. – Полночь уже, господа. Что там у нас с рогатым?
В
– Светит, проклятый! – доложил он. – И – ни облачка.
– Ну, что ты будешь делать! – с досадой воскликнул Бирюлёв. Обратился к офицерам: – Опасно идти, вот так, открыто. Придётся ещё подождать.
Павел присел на дощатые узкие нары, прислонился к холодной земляной стенке и тут же задремал. Его растолкал Константинов. Из блиндажа все уже вышли.
– Пора, – сказал Константинов.
Месяц всё ещё светил, но тучи наплывали с моря, постепенно затягивая небо.
– Далее отлагать некогда, – решил Бирюлёв. – Нам предстоит около двух вёрст прошагать, в траншеях поработать штыками, да обратно вернуться до рассвета. Начинаем!
Охотники вышли за бастион, преодолели завалы. Построились в поле.
– Фронт не нарушать! Идти локоть к локтю, – строго приказал Бирюлёв. – Фуражки долой!
Все сняли шапки, прочитали кратко молитву, перекрестились.
– С богом! За мной!
Шли тихо. Ноги утопали в мокром снегу чуть ли не по колено. С английской траншеи раздался выстрел. Кто-то в цепи ойкнул и упал. Но все продолжали идти. Над вражеской позицией взвилась в небо красная ракета.
– Заметили всё же, – прорычал ефрейтор Козлов, идущий рядом с Павлом. – Тревогу подняли.
– Прибавить шаг! – прозвучала команда по цепи.
– Ваше благородие! Ваше благородие!
Бирюлёва догнал унтер офицер.
– Тихо! – приказал ему лейтенант. – Вы откуда?
– Адмирал Нахимов послал. Велел передать, что вас заметили. Павел Степанович предлагает воротиться.
– Сам вижу, что заметили. – Бирюлёв подумал, ответил: – Передай Нахимову: у нас пока всё идёт хорошо. А воротить я молодцов не могу. Видишь сам – в бой рвутся. Верно я говорю? – обернулся он к солдатом.
– Так точно, ваше благородие, – тихо, но дружно ответили солдаты.
Отряд поравнялся с возвышенностью, именуемой «Сахарная голова». Под её прикрытием подкрались к французским позициям. Впереди горнисты играли тревогу. Перекликались часовые. Стрелки били куда попало. Но пули пролетали высоко над головой и шмякались в снег где-то позади отряда.
– Шаг шире! – раздалось по цепи.
Вдруг перестрелка стихла. Наступила тишина. Только слышно, как снег скрипит под сапогами. Французы затаились. Охотники Бирюлёва подошли к склону. Остановились. Шагах в пятидесяти впереди темнела полоса вражеских окопов. Сняли фуражки. Перекрестились. Вновь надели. Взяли ружья на руку. Всё делали дружно, будто подчиняясь единой команде. Двинулась вверх, выставив штыки.
– Кто идёт? – окликнул часовой по-французски.
В ответ – молчание.
– Кто идёт? – крикнул громче часовой.
– Русские! – ответил Бирюлёва. – В штыки!
«Урррааа!» – взорвалась
Павел вместе со всеми взлетел к траншее, прыгнул, свалив какого-то француза. Козлов рядом орудовал штыком. Траншею очистили вмиг. Вдруг справа бабахнуло. Несколько человек свалилось замертво.
– Кречен! Батарея у вас с фланга! – крикнул ему Бирюлёв.
Павел бросился к батарее, увлекая за собой свой отряд сапёров. Французы пытались перезарядить две небольшие горные пушки. Артиллеристов тут же перебили. Стрелки разбежались. В запальные отверстия пушек вбили ерши, а кокоры с зарядами распороли штыками, снаряды повыкидывали за вал.
Накинулись на мортирную батарею, что не давала покоя сегодня днём. Выгнали штыками охранение, загвоздили пушки и сбросили с лафетов.
Поступил приказ отходить. Солдаты спустились с пригорка, захватив раненых и брошенные французские ружья. Вдруг Бирюлёв остановил отряд.
– Странная тишина, – сказал он. И вправду, опять кругом всё затихло. – Никак, замышляют что-то. Всем быть настороже!
Невесть откуда появился пластун. Весь в снегу.
– Как ты здесь оказался? – удивился Бирюлёв.
– Лёжка у меня недалеча, у хранцузов под самым носом. Да не в том дело, ваше благородие, – сказал он. – Обходят вас.
– Где?
– Так, вон, с горы спускаются.
– Много их?
– Сотня, мож более, – пожал плечами пластун.
– Тихо! За мной! – приказал Бирюлев.
Вскоре охотники оказался на склоне «Сахарной головы». Отряд французов, ничего не подозревая, крался внизу, надеясь зайти в тыл и отрезать охотникам путь к отступлению. На их головы обрушились русские солдаты. Половину тут же перебили, остальные бросали ружья и сдавались в плен.
Стали отходить. Вдруг Павла нагнал Козлов.
– Ваше благородие, кажись в траншее кого-то из наших оставили. Слышал, ругались по-русски.
Павел бросился к Бирюлёву. Что делать?
– Выручать! – коротко ответил он и громко приказал: – Налево, кру-гом! Строиться повзводно! Ружье на руку! Вперёд марш!
В траншее задержалось несколько матросов. Их окружили французы и пытались обезоружить. Но матросы ни в какую не хотели сдаваться. Их бы прибили, но в это время в траншею влетели охотники Бирюлёва, и бой закипел по-новому. Французы бежали. Со стороны Сапун-горы послышался бой барабанов. К противнику из лагеря спешила подмога.
Шли обратно быстро, без шума. Французы преследовали. Несколько раз пришлось развернуться и отгонять преследователей штыками. Вскоре с бастионов загрохотали пушки, прикрывая отряд. Адмирал Нахимов с нетерпением и тревогой ждал доклада, стоя на банкете в полный рост.
– Ох и добавил ты мне седины! – упрекнул он лейтенанта Бирюлёва. Но потом, горячо пожал руку. – Молодец!
Штурм Евпатории
Князь Меньшиков с адъютантом Панаевым объезжали резервную линию на высотах за Севастополем. Вечер выдался хмурый и морозный. Иногда начинал моросить ледяной дождь. Копыта коней скользили на каменистой, обледенелой дороге. Шинели на плечах покрылась корочкой льда.