Русский город Севастополь. Книга третья
Шрифт:
Павел внимательным взглядом окинул береговую линию. Габионы, батарейные гнезда, ложементы для стрелков. Складывалось впечатление, что город готовится к долгой осаде.
Дед Михо свернул в проулок с кривыми каменными стенами без окон. Остановился возле высоких нешироких ворот.
– Хозяева, мир вам! – громко крикнул он.
В щели ворот появился чей-то глаз. Загрохотал засов, и створки с натужным скрипом распахнулись, открывая небольшой аккуратный дворик. Дед Михо заехал во двор, и тут же высокий, сгорбленный старик быстро затворили ворота.
– Ох,
Девушка тут же упорхнула в открытую дверь. Старик с насторожённостью взглянул на Павла.
– Помощник мой, – ответил на немой вопрос караима дед Михо.
– Из греков?
– Из татар, но не из крымских.
– Проходите в дом, – пригласил старик, – указывая на низкую боковую дверь.
– А почему сюда? – удивился дед Михо.
– Теперь я живу в комнатах для приказчиков, – стыдясь, объяснил караим, пропуская гостей в тёмные сени. – В доме расположились английские офицеры, – так спокойнее. Никто не смеет меня обидеть или за товар не заплатить.
– А остальные домашние твои где?
– Семью отправил в Симферополь, ещё до высадки. Одна мать осталась. Она старая, ни в какую не желает уезжать.
– А где твои приказчики живут? С тобой?
– Нет, в коровнике.
– Корову зарезал?
– Нет, Тенгри милостивый уберёг. Корова осталась. Офицеры желают каждое утро свежие сливки. Даже помогают с сеном. Без сена – какое молоко? Но приказчиков сейчас нет. Обоих забрали на рытье рва. Тут даже офицеры ничем не помогли. Всех мужчин сгоняют на работы. Видел, что с городом сотворили? Как будто ожидаем нападение всей русской армии.
Они оказались в небольшой комнатке с низким потолком. Обстановка бедная: грубый деревянный стол с такими же грубыми стульями; узкая кровать у стены; в углу на тумбочке тазик с кувшином для умывания. За плотной занавеской находилась другая комната. Оттуда доносилось нежное, ласковое щебетание Марии и тихий, надтреснутый старушечий голос. Говорили на языке, которого Павел не понимал.
Мужчина принёс крынку с молоком и лепёшку пресного хлеба.
– Простите, за скромное угощение, но сейчас и это – роскошь.
– И на том спасибо, – кивнул дед Михо, доставая из своего дорожного мешка круг конской колбасы и несколько луковиц.
– Ох, пир устроим! – пошутил хозяин дома, скупо улыбнувшись.
Когда мужчины перекусили, караим спросил:
– Что привёз, Михо?
– Всего по мелочи. Много не смог собрать, но на недельку торговли тебе хватит.
– Как же ты вовремя. Я все распродал. Все закрома пусты, а нового товара взять неоткуда, – жаловался караим. – Заедешь ещё?
– Сам понимаешь – война. Коль смогу, подвезу тебе что-нибудь, – уклончиво пообещал дед Михо.
Караим усмехнулся:
– А
– Помню, помню, – закивал дед Михо.
– Ох, и бесстрашным ты был, Михо! Через всё море на ялике….
– Сам, как вспоминаю, – жуть берет. Отправляешься в путь и не знаешь: доплывёшь или нет. Бывало, в бурю попадал – одними молитвами спасался.
– У меня просьба к тебе, – перешёл на шёпот старик. – Вывези отсюда мои деньги. Боюсь, что случится: уйдут англичане, тут же ограбят меня мои же соседи.
– Вывезу. Не беспокойся. Сохраню, – пообещал дед Михо.
***
После полуночи Павел открыл один из мешков с овсом. Под зерном был спрятан другой мешок, из которого он извлёк форму французского офицера. Переодевшись, осторожно вышел на улицу.
Порт шумел даже ночью, но в переулках – ни души. Павел пробрался узкими проходами между кривых стенок к оборонительным веркам. Здесь кипела работа. Горели костры. Возвышались горы свежей вынутой земли из рва. Кучи фашин и туров. Караульные не задерживали Павла. Патрули из английских матросов отдавали ему честь.
Осмотрев батареи, Павел возвращался к дому караима другим путём, через нижнюю часть города. Попал в оживлённую улицу. Здесь на постой остановились турецкие солдаты. Многие спали прямо на земле, невзирая на холод, увернувшись в войлочные плащи. Другие были заняты какой-то настольной игрой. Курили. Варили свой вечный кофе. На Павла никто не обращал внимания.
Проходя мимо богатого дома, он заметил высокого плотного человека в проёме широких ворот. Когда Павел поравнялся с ним, услышал знакомый голос:
– Я-то думаю, где мог видеть этого молодого офицера? Ох, мальчишка, ты и сюда пробрался!
Павел не мог в темноте разглядеть лица, но голос узнал. В воротах стоял Мусса. Павел весь похолодел: деваться было некуда. Он же не побежит. Улица узкая. Кругом турецкие солдаты.
– Заходи, дорогой, чаем угощу, – дружелюбно, но настойчиво пригласил Мусса. Посторонился, пропуская Павла в дом.
В просторной комнате на коврах сидели татары, человек десять, пили чай и вели неторопливую беседу. У всех за поясом длинные ножи. У стены стояли ружья. Мусса провёл Павла на деревянную веранду, выходившую в тёмный двор. На полу веранды лежали подушки. Мусса приказал слуге принести чай и фонарь.
– Все укрепления осмотрел? – спросил Мусса, когда они уселись.
– Ты меня выдашь? – напрямую спросил Павел.
– Зачем? Если надо было тебя выдать, я бы это сделал ещё днём. Мне доложили, что дед Михо приехал в город, а с ним какой-то юноша. Я сразу понял, что это ты, сын Теккея. То, что Меньшиков задумал брать Евпаторию, уже давно известно каждой вороне. Ты же видел, что сотворили с городом? Не город – камень!
– Видел.
Слуга принёс поднос с высоким медным чайником и маленькими стеклянными чашечками. Подвесил масляный фонарик на столб веранды.