Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра
Шрифт:
Пересекаясь в определенных творческих целях с другими нехудожественными жанрами, дневник так же, как и последние, содержал в себе значительный прагматический потенциал. Только прагматизм дневника был особого рода. Он помогал его автору в трудных жизненных обстоятельствах (дневник тюрьмы и ссылки) и служил средством систематизации и анализа профессионального опыта (служебные дневники).
Принципиальным отличием дневника от любого другого литературного жанра – как художественного, так и нехудожественного – является то, что он представляет собой не бытие, а становление. И все его элементы воспринимаются не как части некоей устоявшейся структуры, а как процесс. Не представляя прочную, окончательную структуру, а будучи феноменом подвижным, он сообщает динамику, процессуальность всем составляющим частям таким образом, что и целое, и части развертываются во времени. И в силу своего процессуального характера он может и раствориться во времени, в истории.
Пространственно-временная структура дневника отражает освоение человеком этих онтологических категорий. От субъективного восприятия времени как индивидуального психобиологического ритма, через усвоение социального хронотопа – к постижению исторического временного потока – таков вектор движения творческого сознания автора в дневнике, многомерность времени и пространственная всеохватность являются универсальными характеристиками дневникового жанра.
Несмотря на принципиальное отличие дневника от других нехудожественных жанров и «большой» литературы, его жанровая структура содержит ряд элементов, свойственных последним. В первую очередь это относится к образному строю. В дневниках XIX в. разворачивается богатая галерея образов. Образ человека, пожалуй, – самое ценное в дневниковом наследии. По исторической достоверности дневниковый образ не имеет себе равных во всей литературе. Он содержит не просто случайные черты известных автору лиц. Он, так же как и художественная проза, выводит характеры, типы, рисует групповые портреты эпохи. Мало того, писатели порой заимствовали образы исторических лиц из дневника как хроники частной и общественной жизни.
В процессе своего исторического развития дневник выработал систему композиционных приемов при воссоздании образа человека, в том числе авторского. Содержательное наполнение любого образа дневника зависит от мировоззрения и творческой установки его автора. В этом отношении дневниковый образ сродни художественному. Уступая в выразительных средствах художественной прозе, дневниковый образ вбирает в себя то неповторимое, уникальное, что по прошествии времени становится исторической характерностью. Многие дневниковеды понимали значимость своих записей для будущего и старались отчетливее обрисовать образы своих современников (Пушкин, Герцен, Муханов, Никитенко, Милютин, Короленко). Дневник XX в. унаследовал эту традицию и придал образной характеристике первостепенную значимость.
Дневники дают более яркие портреты их авторов, чем художественное наследие – писателей. И это закономерно, так как следует из функциональной направленности дневника. Ряд дневников XIX в. приобрел популярность благодаря выразительности образов их авторов (Башкирцева, К. Романов, С.А. Толстая). В таких дневниках фигура дневниковеда заслоняет собой события.
Диалектика дневникового жанра представляется как непрерывное приближение и удаление автора к миру и от мира. В этом отношении дневник был далек от столбовой дороги, по которой следовала «большая» литература, стремившаяся в своем движении к всеохватности внешнего мира, параллельно углубляясь в мир внутренний. Дневник не признавал такой траектории. Для него абсолютным мог быть либо мир души, либо социум.
Господство биполярной типологии диалектически контрастирует с жанровым многообразием дневников. В области жанрового содержания дневник может соперничать с художественной прозой и даже с поэзией. Нет ни одной сферы бытия, на которую не был бы устремлен взгляд дневниковедов. Семейный и сословный быт, профессиональная среда, область «высших умозрений», интимная жизнь, путешествия и большая политика – все, вплоть до тюрьмы, вместил на своих страницах журнал подневных записей партикулярного человека. В этом отношении дневник представляет собой определенную параллель «большой» литературе. Он «нетрадиционными» средствами вспахивает ту же ниву жизни, что и беллетристика. По дневникам можно проследить, как уходит в прошлое дореформенная патриархальная усадьба, как утверждается новый быт и мышление. Дневник выходит из замкнутой сферы «личного» на поле общественной борьбы и общих интересов.
Все это достигается при помощи многообразных средств, которые отработал дневник в ходе своей эволюции. Понятие дневникового метода является коррелятом художественного, творческого метода. Но методы дневника принципиально отличаются от беллетристических. Во-первых, принципы отбора жизненного материала в дневнике не укладываются в понятия типа реализма. Дневниковед скромнее беллетриста в выборе средств и приемов воссоздания жизни. Зато
Упрощенное представление о дневнике как доступном всем и, таким образом, не требующем литературного опыта или таланта жанре развеивается, если обратиться к системе словесно-речевых средств дневника. Такая система есть имманентная принадлежность дневникового жанра. Стиль дневника, так же как и пространственно-временная организация его записей, отражает степень освоенности его автором мира, меру его приближения или удаления от объективной реальности, воспроизводимой дневником. Три уровня постижения мира запечатлел дневник XIX в.: фиксацию событий, их упорядочение и эстетизацию. Первый уровень отличается простотой и даже примитивностью речевых форм, но отнюдь не характеризует меру литературного дарования автора. Используя такой стиль, автор выполняет определенное творческое задание. Для него дневниковая запись служит опорным сигналом, который поможет впоследствии восстановить целостную картину жизни. Вторая группа речевых средств призвана рационально истолковать зафиксированную в дневнике жизненную ситуацию, максимально проникнуть в ее сущность. Наконец, третья, стилевая разновидность способствует созданию законченной, эстетически выразительной, но субъективной в своих основаниях модели мира.
Возникновение трех разнородных речевых форм не было следствием стилевой эволюции дневника. Они встречаются на протяжении всего века у авторов с разным мировоззрением и жизненным опытом. Наличие стилистической градации в дневнике является показателем богатых внутренних потенций жанра, его способности интегрировать в свою структуру художественно-эстетические средства «большой» литературы.
Отличительной особенностью дневника, своеобразным философским принципом является открытость его композиции. Дневник либо прерывается в силу резкого поворота в судьбе автора, либо считается завершенным самим дневниковедом. Так или иначе, а большинство дневников оставляют впечатление недоговоренности. Однако композиция как структурный элемент входит в число составляющих жанра. В ней отражаются творческая установка, мировоззрение и особенности психического склада автора. Композиция является регулятором динамики дневниковой записи. От ее характера зависит организация эмпирического материала дневника. Дневниковый жанр создал свои, оригинальные виды композиция, что является еще одним показателем его самостоятельности.
Иначе обстоит дело с сюжетом. Эта категория не привилась к дневниковой прозе в силу того, что автор не волен управлять событиями, как беллетрист, или группировать их в завершенный ряд с точки зрения исторической ретроспекции, как мемуарист. В истории дневника XIX в. опытов сюжетной организации событий немного. Тем не менее имеющиеся образцы подобного рода свидетельствуют об одном из продуктивных способов взаимодействия дневника с художественной прозой.
Несмотря на свое периферийное положение в литературе, дневник оказался очень динамичным жанром с точки зрения взаимодействия с другими литературными формами. Причем этот процесс имел двоякий характер: как на уровне усвоения структурных элементов других жанров (письма, записных книжек, воспоминаний), так и в смысле проникновения в художественную прозу (дневник как художественный прием, как «образ», встроенный в рамки эпического или лиро-эпического повествования). Включение дневника в структуру эпоса было не только знаком его популярности, но и косвенным признанием свойственных только ему жанровых элементов, посредством которых беллетристы раскрывали идейный замысел своих произведений.
Дневник охватил все сферы бытия человека XIX в. – от глубин его внутреннего мира до эпохальных социально-исторических процессов. Такая диалектика единичного и всеобщего имела глубокий философский смысл. Она узаконивала общественную значимость журнала частной жизни и в итоге снимала изначальное противоречие между индивидуальностью и социальным миром. Личное в дневнике вызывает общественный интерес (М. Башкирцева), а масштабные социальные процессы рассматриваются под углом зрения партикулярной личности («Дневник писателя» Достоевского и Аверкиева). Встречное движение двух изначально разнородных стихий и их сближение в дневнике конца века означали качественные изменения в понимании природы жанра. Духовный мир и домашний быт отныне перестали считаться единоличными полноправными хозяевами мира дневника. Дневники второй половины века демонстрируют такую эпическую широту, что вбирают в себя огромный массив целого континента (И.С. Тургенев, Д.А. Милютин, Н.П. Игнатьев, В.Г. Короленко, Л.А. Тихомиров). Эволюция дневника в автономных рамках жанра привела его к тем же результатам, что и эволюция социально-психологического романа 1870 – 1880-х годов, о которой писал М.Е. Салтыков-Щедрин: классический семейный роман утратил свою этико-эстетическую значимость, ему на смену пришел роман общественный.