Русский сыщик И. Д. Путилин т. 1

Путилин Иван Дмитриевич

Но надежды на помощь со стороны были тщетны. Ни один посторонний звук не нарушал безмолвия ночи, только уныло светивший месяц дал мне возможность хорошо рассмотреть лица двух, стоявших у экипажа. Я ясно различал их бритые рожи, густо намазанные сажею и подрисованные суриком.

Отдав кошелек и часы, я считал себя спасенным. Вдруг разбойник, которому были переданы его товарищем вещи, неожиданно возвысил голос и проговорил:

— Не наделал бы нам молодчик пакостей... Не лучше ли порешить, и концы в воду!

— А ведь Яша верно говорит! — отозвались двое других.

Настало

молчание...

IV

И вдруг я почувствовал, как всем моим существом, всем телом и всею душою начинает овладевать смертельный, холодный, тяжелый и безобразный страх.

Дыхание смерти, казалось, пронеслось надо мною и начало леденить мне кровь.

Я весь сжался... Митрич опять занес над моей головой топор. Он стоял вполоборота ко мне и упорно не сводил с меня взгляда, тускло сверкавшего на его вымазанном сажей лице. От острия занесенного надо мной сзади топора, казалось мне, шли какие-то бесконечно тонкие и острые нити. Они вонзались в мою голову, шли по шее, проникали дальше по спине во все тело... Меня охватила какая-то мелкая конвульсивная дрожь.

«Что делать? Что делать? — молотом стучало в моей голове. — Убьют, убьют...»

А мерзавцы молчали. И это молчание еще более увеличивало мой ужас...

Я перевел взгляд на другого субъекта с дубиной, справа. Он стоял, худой и поджарый, тоже недвижно, держа наготове свою суковатую дубину. На миг у меня сверкнула мысль броситься к нему, вырвать у него дубину и защищаться, защищаться во что бы то ни стало...

«Но стоит мне шевельнуться, как топор раскроит мне череп», — вдруг подумал я... Закричать, броситься на колени, просить... Все это бесполезно.

И вдруг с поразительной яркостью мне представилось, как я отъезжал час-полчаса тому назад из дому и как жена мне сказала «ну, прощай» вместо «до свиданья»... Она стояла на крылечке дачи и куталась в большой платок...

Спазматические рыдания начали сдавливать мне горло.

«Ах, скорее бы, скорее... — думал я. — Только бы поменьше мучений... Вероятно, первый ударит Митрич... топором...»

Луна вдруг, казалось мне, засияла нестерпимо ярким светом, так что я отлично мог видеть всех четырех мерзавцев и наблюдать малейшее их движение.

«Нет, прыгну! Буду защищаться, буду кричать!» — решил я и... не мог шевельнуться, а только глядел упорно Митричу в глаза. Вдруг он опустил свой взгляд в землю.

«Значит, смерть! — подумал я. — Нет! Брошусь на него, брошусь...» Молчание продолжалось и, казалось, длится века.

Митрич опять поднял на меня глаза и вдруг как-то полусмущенно проговорил:

— Праздник-то ноне велик! Ведь у нас в деревне престольный...

— Оно-то так... — нерешительно поддержал один субъект из державших лошадь.

— Не хочу и я рук марать в такой день! — проговорил решительно Митрич и опустил топор.

Четвертый разбойник — первый подавший голос за убийство — теперь молчал, что и было принято за знак согласия с большинством.

Решив «не марать в праздник об меня руки», бродяги предварительно вывели лошадь на середину дороги

и, любезно пожелав мне сломать шею, хватили мою лошадь дубиной, а сами бросились по сторонам, врассыпную.

V

Лошадь во всю прыть мчалась по дороге. Я как пьяный качался на сиденье и понемногу приходил в себя. Полной грудью вдыхал я свежий ночной воздух... Мне казалось, что с той поры, как я выехал, прошли чуть ли не сутки, и я удивлялся, почему не наступает день.

Который-то час? Я невольно сунул руку в карман и вдруг вспомнил, что мои часы отобраны «чертями»... Я совсем оправился; и безумная злость на этих бродяг вдруг вспыхнула в моем сердце.

Как! Ограбить и чуть не убить меня? Меня! Грозу всех воров и разбойников! Меня — такого сильного, здорового и способного сыщика, которого так отличает начальство! Постойте же!..

Прежде всего я решил молчать об этом происшествии, а затем принять все меры к поимке этих негодяев.

Легко понять, что приехал я на свою городскую квартиру в самом отвратительном настроении духа. Обругал ни с того ни с сего вестового, промешкавшего, отворяя дверь; и, не ложась в постель, до семи часов утра проходил по кабинету, обдумывая план поимки грабителей. О ночном происшествии, как и впредь, решил я не сообщать ни моему начальнику, у которого, по обыкновению, был утром с докладом, ни моим подчиненным.

Благодарить Бога и судьбу за спасение от смерти — к стыду своему должен признаться, — мне и в голову не приходило.

Оправданием в этом случае может служить, с одной стороны, молодость (мне было тогда всего 27 лет), а с другой — самолюбие и задетая репутация опытного и находчивого сыщика.

VI

Весь следующий день показался мне бесконечно длинным. Когда стало смеркаться, я отдал распоряжение о наряде: двенадцати полицейских чинов, переодетых в партикулярное платье, в ночной обход.

У Новосильцевской церкви я разделил моих людей на четыре группы и назначил каждой район ее действий.

Предписано было осмотреть в Лесном, в первом, во втором и третьем Парголове все постоялые дворы, харчевни и разные притоны, подвергнув аресту бродяг и вообще всех подозрительных с виду людей.

Результаты облавы были ничтожны. Арестованные трое бродяг оказались мелкими воришками, ничего не имеющими общего с шайкой грабителей.

Голодный и промокший насквозь — всю ночь шел мелкий дождь, — я еле-еле добрел домой и после пережитых волнений и двух бессонных ночей заснул как убитый.

Эта первая неудача, однако, не разочаровала меня.

На другое же утро я командировал во второе и третье Парголово трех смышленых полицейских чинов, поручив им разведать от местных крестьян о подозрительных лицах, имеющих пребывание в этом районе. На всякий случай я сообщил, в общих чертах, приметы ограбивших меня разбойников, не дав, конечно, понять им, что жертвою их нападения был я сам.

Прошло еще четыре дня, но все предпринятые мною розыски не имели успеха. Разбойники как в воду канули.