Русский сыщик И. Д. Путилин т. 1
Шрифт:
Но надежды на помощь со стороны были тщетны. Ни один посторонний звук не нарушал безмолвия ночи, только уныло светивший месяц дал мне возможность хорошо рассмотреть лица двух, стоявших у экипажа. Я ясно различал их бритые рожи, густо намазанные сажею и подрисованные суриком.
Отдав кошелек и часы, я считал себя спасенным. Вдруг разбойник, которому были переданы его товарищем вещи, неожиданно возвысил голос и проговорил:
— Не наделал бы нам молодчик пакостей... Не лучше ли порешить, и концы в воду!
— А ведь Яша верно говорит! — отозвались двое других.
Настало
IV
И вдруг я почувствовал, как всем моим существом, всем телом и всею душою начинает овладевать смертельный, холодный, тяжелый и безобразный страх.
Дыхание смерти, казалось, пронеслось надо мною и начало леденить мне кровь.
Я весь сжался... Митрич опять занес над моей головой топор. Он стоял вполоборота ко мне и упорно не сводил с меня взгляда, тускло сверкавшего на его вымазанном сажей лице. От острия занесенного надо мной сзади топора, казалось мне, шли какие-то бесконечно тонкие и острые нити. Они вонзались в мою голову, шли по шее, проникали дальше по спине во все тело... Меня охватила какая-то мелкая конвульсивная дрожь.
«Что делать? Что делать? — молотом стучало в моей голове. — Убьют, убьют...»
А мерзавцы молчали. И это молчание еще более увеличивало мой ужас...
Я перевел взгляд на другого субъекта с дубиной, справа. Он стоял, худой и поджарый, тоже недвижно, держа наготове свою суковатую дубину. На миг у меня сверкнула мысль броситься к нему, вырвать у него дубину и защищаться, защищаться во что бы то ни стало...
«Но стоит мне шевельнуться, как топор раскроит мне череп», — вдруг подумал я... Закричать, броситься на колени, просить... Все это бесполезно.
И вдруг с поразительной яркостью мне представилось, как я отъезжал час-полчаса тому назад из дому и как жена мне сказала «ну, прощай» вместо «до свиданья»... Она стояла на крылечке дачи и куталась в большой платок...
Спазматические рыдания начали сдавливать мне горло.
«Ах, скорее бы, скорее... — думал я. — Только бы поменьше мучений... Вероятно, первый ударит Митрич... топором...»
Луна вдруг, казалось мне, засияла нестерпимо ярким светом, так что я отлично мог видеть всех четырех мерзавцев и наблюдать малейшее их движение.
«Нет, прыгну! Буду защищаться, буду кричать!» — решил я и... не мог шевельнуться, а только глядел упорно Митричу в глаза. Вдруг он опустил свой взгляд в землю.
«Значит, смерть! — подумал я. — Нет! Брошусь на него, брошусь...» Молчание продолжалось и, казалось, длится века.
Митрич опять поднял на меня глаза и вдруг как-то полусмущенно проговорил:
— Праздник-то ноне велик! Ведь у нас в деревне престольный...
— Оно-то так... — нерешительно поддержал один субъект из державших лошадь.
— Не хочу и я рук марать в такой день! — проговорил решительно Митрич и опустил топор.
Четвертый разбойник — первый подавший голос за убийство — теперь молчал, что и было принято за знак согласия с большинством.
Решив «не марать в праздник об меня руки», бродяги предварительно вывели лошадь на середину дороги
V
Лошадь во всю прыть мчалась по дороге. Я как пьяный качался на сиденье и понемногу приходил в себя. Полной грудью вдыхал я свежий ночной воздух... Мне казалось, что с той поры, как я выехал, прошли чуть ли не сутки, и я удивлялся, почему не наступает день.
Который-то час? Я невольно сунул руку в карман и вдруг вспомнил, что мои часы отобраны «чертями»... Я совсем оправился; и безумная злость на этих бродяг вдруг вспыхнула в моем сердце.
Как! Ограбить и чуть не убить меня? Меня! Грозу всех воров и разбойников! Меня — такого сильного, здорового и способного сыщика, которого так отличает начальство! Постойте же!..
Прежде всего я решил молчать об этом происшествии, а затем принять все меры к поимке этих негодяев.
Легко понять, что приехал я на свою городскую квартиру в самом отвратительном настроении духа. Обругал ни с того ни с сего вестового, промешкавшего, отворяя дверь; и, не ложась в постель, до семи часов утра проходил по кабинету, обдумывая план поимки грабителей. О ночном происшествии, как и впредь, решил я не сообщать ни моему начальнику, у которого, по обыкновению, был утром с докладом, ни моим подчиненным.
Благодарить Бога и судьбу за спасение от смерти — к стыду своему должен признаться, — мне и в голову не приходило.
Оправданием в этом случае может служить, с одной стороны, молодость (мне было тогда всего 27 лет), а с другой — самолюбие и задетая репутация опытного и находчивого сыщика.
VI
Весь следующий день показался мне бесконечно длинным. Когда стало смеркаться, я отдал распоряжение о наряде: двенадцати полицейских чинов, переодетых в партикулярное платье, в ночной обход.
У Новосильцевской церкви я разделил моих людей на четыре группы и назначил каждой район ее действий.
Предписано было осмотреть в Лесном, в первом, во втором и третьем Парголове все постоялые дворы, харчевни и разные притоны, подвергнув аресту бродяг и вообще всех подозрительных с виду людей.
Результаты облавы были ничтожны. Арестованные трое бродяг оказались мелкими воришками, ничего не имеющими общего с шайкой грабителей.
Голодный и промокший насквозь — всю ночь шел мелкий дождь, — я еле-еле добрел домой и после пережитых волнений и двух бессонных ночей заснул как убитый.
Эта первая неудача, однако, не разочаровала меня.
На другое же утро я командировал во второе и третье Парголово трех смышленых полицейских чинов, поручив им разведать от местных крестьян о подозрительных лицах, имеющих пребывание в этом районе. На всякий случай я сообщил, в общих чертах, приметы ограбивших меня разбойников, не дав, конечно, понять им, что жертвою их нападения был я сам.
Прошло еще четыре дня, но все предпринятые мною розыски не имели успеха. Разбойники как в воду канули.