Русский Сюжетъ
Шрифт:
– Но, друг мой, это совсем не новый наряд!
– Все равно, если что случится со мной, во всем обвинят тебя. Хотя ты и не виновата ни в чем!
– Что ты хочешь этим сказать, Николай? Что произошло?
Никола, словно спохватившись, отогнал от себя какую-то мучительную мысль, обнял ее, поцеловал.
– Ты всегда будешь любить меня?
– Да, да, всегда! И он ушел.
...Время уже близилось к началу спектакля. Фанни поехала в театр одна, не дождавшись Николы и решив, что тот явится туда прямо из полка. Акт шел за актом, его не было.
«Я сидела в театре во всех своих бриллиантах и с нетерпением ждала конца спектакля. Когда занавес упал, вернулась домой и стала поджидать
«Пробила полночь, а его все еще не было. Три, четыре, он все не приходил. Стало светать. Я надела шляпу и пошла к нему. На улицах ни души; всюду тихо, спокойно, как на кладбище. Когда я шла по Цепному мосту, внезапно блеснувшее солнце позолотило спящий город». Фанни надеялась, что вместе с ночной тьмой уйдет и ее тревога, все станет на свои места.
Однако, когда она подошла ко дворцу Николая, эта надежда рухнула. Решетчатые ворота стояли распахнутыми настежь, словно кто-то спешил покинуть дом и было недосуг прикрыть их. Вставив в замочную скважину ключ, Фанни попробовала открыть входную дверь и поняла, что ее заперли изнутри. Прежде она принялась бы изо всех сил стучать, но ощущение свершившейся беды уже овладело ею. Стало вдруг совершенно ясно: все, что она сейчас бы ни сделала, бесполезно. Какая-то злая сила вмешалась в их с Николой жизнь, и она, Фанни, не принималась ею в расчет. На всякий случай Фанни решила обойти дом и, завернув за угол, чуть не вскрикнула от испуга: дворник, что работал у Николы, вырос как из-под земли. Поминутно озираясь, он сказал, что их высочество арестован и увезен в Мраморный дворец.
В полном смятении Фанни поехала домой. Еще издали она заметила у своего подъезда двух мужчин в штатском. Увидев, как решительно их подопечная направляется к ним, шпики отошли подальше.
Ужасная история с похищением бриллиантов взволновала Александра II. Изо всех племянников император больше всего любил именно Николу, решившегося на преступление. Существует версия, что он, во время следствия отпиравшийся от содеянного, в беседе с дядей наедине, во всем признался.
Дома Фанни не могла найти себе места. Она металась по квартире, не отвечая на вопросы испуганных Жозефины и горничной. Ей казалось, надо что-то предпринимать, куда-то поехать, попытаться узнать, что произошло. Однако немного погодя Фанни приняла иное решение: она останется дома, Никола найдет возможность известить ее о случившемся.
Фанни оказалась права. В тот день неизвестные люди дважды передавали ей записки от великого князя, обе были написаны на листках, вырванных из книги. В первой, ничего не объясняя, он написал о своей надежде на лучшее, во второй было сказано: «Не тревожься и не бойся ничего; у тебя сделают обыск, но будь спокойна и не теряй мужества...» Однако почерк Николы выдавал большое волнение. Фанни слишком хорошо знала великого князя, чтобы не понять: он в большой опасности.
Темная история о похищении бриллиантов так и осталось загадкой.
Главной уликой против великого князя были показания его адъютанта капитана Евгения Варнаховского. Он утверждал, будто Николай Константинович действительно просил его заложить бриллианты, о происхождении которых ему не было известно, что
Как же вел себя великий князь? Он начисто отрицал свою вину и клялся на Библии, что не имеет к краже бриллиантов никакого отношения. Отец присутствовал, по его выражению, на «страшных сценах» допроса, ждал, что Никола покается, и был поражен: «Никакого раскаяния, никакого сознания... Ожесточение и ни одной слезы. За-клина-ли всем, что у него еще осталось святого, облегчить предстоящую ему участь чистосердечным раскаянием... Ничего не помогло!»
«Совершенная нераскаянность» сына приводила Константина Николаевича в отчаяние. Судя по его дневниковым записям, он не подвергал сомнению его виновность. А когда Никола стал обвинять своего адъютанта, князь-отец воспринял это как совершение еще двух преступлений в придачу к содеянному: святотатственное лжесвидетельство и оговор невиновного...
...Невозможно даже представить себе, насколько члены царской семьи боялись произвести в обществе невыгодное впечатление. Как тщательно скрывали они все, что могло вызвать хоть малейшие толки! История с Николой, сколь ни старались не выносить сор из избы, обсуждалась во всех петербургских гостиных и обрастала невероятными слухами.
Желая, чтобы правда, пусть и горькая, прозвучала хотя бы для сановников из первых уст, Александр II вызвал к себе военного министра Д.А.Милютина. После аудиенции тот записал в дневнике: «Государь рассказал мне все, как было, подробности эти возмутительны». Резонанс от происшествия в Мраморном дворце был таков, что высшие должностные лица империи, такие, как П.А.Валуев, А.А.Половцов, С.Ю.Витте уделили ему внимание в своих воспоминаниях.
Положение складывалось отчаянное: член царствующей фамилии – уголовный преступник, вор.
Перед Александром II стояла задача, которую надо было решать незамедлительно: что делать с Николой? Публика явно ожидала приговора из Зимнего дворца, возвещавшего об особом наказании для особого преступника. Медлить с этим не стоило.
Наказание... Каким оно должно быть? Этот вопрос решался на «конференции», собрании всех членов семьи. Отдать Николу в солдаты? Александр II возразил, что негоже порочить это святое звание. Императрица Мария Александровна, раздраженная больше всех, требовала предать виновного публичному суду и отправить на каторгу. В таком случае престиж царской семьи сильно бы пострадал, с этим нельзя было не считаться. Нет, подобная мера – позорная для императорского дома.
И тогда отец виновного предложил объявить Николу сумасшедшим. Родня поддержала его, решив, что это спасительный выход из положения: только безумец мог пойти на такое преступление. Конечно, тут слово должны были сказать медики. Но их соответствующим образом проинструктировали, и великий князь-отец получил на руки заключение о «болезни» сына. «Мое страшное положение таково, что я этот результат принужден принять с благодарностью», – записал он в дневнике.
Николе было объявлено, по сути, два приговора. Первый – для публики – состоял в признании его безумным. Отсюда следовало, что отныне и навсегда он будет находиться под стражей, на принудительном лечении, в полной изоляции. Второй приговор, семейный, заключался в том, что Никола лишался всех званий и наград, вычеркивался из списков полка, в бумагах, касающихся императорского дома, запрещалось упоминать его имя, а наследство, которое ему принадлежало, передавалось младшим братьям. И главное: он навсегда высылался из Петербурга и навечно обязан был жить в том месте, где будет указано, под арестом.