Русский закал
Шрифт:
– С чего это ты вдруг?
– Так сложились обстоятельства.
– Разочаровался? Мне рассказывали, как ты вчера с ума сходил. Не побил?
– Нет. Можешь посмотреть. Волну держит прекрасно.
– Да уж, прекрасно. Чего это она у тебя так осела? Ты там в каюте бассейн решил устроить?
– Я серьезно, Вадим. За две тысячи двести баксов.
– За сколько? – переспросил он.
– За две двести.
– Ну ты даешь! – покачал головой Вадим. – Ты, наверное, точно ее тюкнул о камни.
– Помоги мне, – попросил я. – Мне очень нужны деньги. Яхта в порядке.
– Вообще-то, такой ценой ты только отпугнешь покупателей.
– Две двести, Вадим. Но срочно.
Вадим все еще не мог решиться поверить мне. Он буркнул: «Что-то здесь не то», – и пошел к яхте. По очереди мы запрыгнули на корму. Вадим открыл дверцы переборки, наклонился и вошел в каюту.
– Могу представить, сколько здесь было воды, – сказал он, глядя себе под ноги, где еще журчала, переливаясь из стороны в сторону, вода. – Нары промокли насквозь.
– Матрацы поролоновые, – сказал я. – Отнесешь домой и просушишь.
– А трюм? Давай-ка в трюм заглянем.
Я отвинтил винт лючка, поднял крышку. Вадим склонился над люком.
– Темно, как у негра в заднице… Послушай, Кирилл, а ты не шутишь?
– Нет, не шучу.
– И не жалко продавать?
– Жалко.
– Лучше в долг возьми, а яхту оставь.
– Ты мне дашь две тысячи баксов в долг?
– Я? – Он усмехнулся. – Нет, братишка, я не дам. У меня нет таких денег.
– А кто даст?
Вадим выпрямился, пожал плечами.
– А хрен его знает.
– Вот потому и продаю. Найди покупателя.
Вадим сел на стол, скрестил на груди руки.
– Короче, за две тысячи двести баксов ты ее продаешь?
– Да. Ты можешь наварить на ней сколько сумеешь, а мне дай две двести.
Вадим почесал затылок.
– Если бы летом… М-да. А вообще-то, заманчивое предложение. Документы на яхту у тебя в порядке?
– Да, паспорт, права и выписка из протокола яхт-клуба о продаже.
– Были б бабки, сам бы купил, – сказал Вадим, мечтательно осматривая каюту. – Катал бы летом отдыхающих, с девочками веселился.
– Не трави душу.
Вадим помолчал минуту, потом протянул мне руку.
– Ну что? Будем считать, договор заключен? Только уже никому не предлагай. Я ищу покупателя. Лады?
Мы пожали друг другу руки.
Три дня спустя Вадим принес мне деньги. Я дал ему расписку для нотариуса, и мы распили бутылочку шампанского, а когда Вадим ушел, я сбрил бороду и выкинул в мусорное ведро старую, застиранную и дырявую во многих местах матросскую тельняшку.
Глава 4
Слякотным и промозглым декабрьским утром я вылетал из Шереметьева на аэробусе «Ил-86» в далекий Ла-Пас, имея с собой сто долларов, маленький рюкзак, одноместную палатку, примус, сухпаек на неделю да складной нож, по своим размерам больше напоминающий мачете. Таких же, как и я, пассажиров, летящих в Боливию по путевке на Рождество, разместили в салоне второго класса, отличающегося от первоклассного лишь тем, что вместо мартини нам разносили только водку и пепси-колу. Группа активно знакомилась, сплачивалась все крепче и крепче с каждой минутой, по рядам передавали бутылки и пластиковые стаканчики. Гидесса – дама в летах с неестественным для этого времени года загаром, пыталась привлечь внимание рассказом о географических и этнографических особенностях современной Приамазонии, но ее, кроме меня, никто не слушал.
Я сильно отличался от остальных пассажиров внешним видом. На мне не было ни малинового пиджака, ни драпового пальто
К несчастью, мне выпало сидеть в среднем ряду, где процесс взаимного знакомства и братания проходил наиболее активно. Не успели мы набрать высоту, как ко мне на колени села изрядно подвыпившая девица в норковом манто (в тропики собралась!) и, размахивая над моей головой ополовиненной бутылкой шампанского, предложила выпить с ней на брудершафт. Мы особенно не выделялись, потому как подобным делом было занято полсалона.
– Я хочу быть с тобой, – сказала она мне, стряхивая пепел с тонкой сигареты мне на плечо. – Гоша мне надоел. Он жмот. А как тебя зовут? Кирилл? А я Аня. Можно Анюта. Гоша меня называет Аннушкой. Я разлила масло на его пути. Это он так говорит. И теперь, если у него что-то не ладится, то виновата я… Только давай не теряться, ага? Ты с бабой или один? Сам по себе? Как кот? А усики бы тебе пошли. Маленькие такие усишки…
Я пообещал Аннушке отпустить усы, но она не отстала, попросила вечно улыбающегося тучного мужчину, который сидел рядом со мной и уже несколько часов подряд пытался познакомиться, немного подвинуться, заняла его место (хорошо, что свободных было полно, и мой сосед пересел на другой ряд) и, щедро налив шампанского в стаканчик, так что пена с шипением поползла по ее руке, заставила меня выпить за наше случайное знакомство.
Это было милое юное создание с бледным лицом и ярко-алыми губами; ее светлые волосы были зачесаны назад и скреплены сзади черной бархатной заколкой, на ушах покачивались тяжелые золотые серьги; белая кофточка с глубоким вырезом спереди, надетая поверх бархатного платья цвета изумруда, оголяла ее округлые плечи и шею, оплетенную ожерельем под жемчуг и золотой цепочкой с православным крестиком. Она была мне приятна в сравнении со своим туповатым дружком Гошей, который вскоре подвалил к нам, обнимая рыжую женщину с совершенно безумными глазами, и, покачиваясь, долго стоял над нами, пытаясь что-то сказать. Аннушка, игнорируя его, стала меня обнимать, что-то шептать на ухо, и я уже приготовился к воспитательным мероприятиям на тот случай, если Гоша попытается грубить. Но Гоша лишь с трудом выговорил: «Я тебя больше знать не знаю», а рыжая хлопнула его по груди, сказала: «Правильно!» – и утащила в район туалетов.
Полет, в соответствии с пожеланиями экипажа корабля, был приятным. Почти двое суток, оставляя под крыльями Ирландию, Канаду, Кубу, Венесуэлу, Колумбию и Аргентину, летели мы до Ла-Паса. Я надеялся, что Аннушка быстро отвяжется, но она не покидала кресло рядом со мной, много спала, положив голову мне на плечо, а проснувшись, начинала рассказывать о своих подругах. Мой бывший сосед, занявший место впереди, продолжал клеиться, прислушивался к нашему разговору, к месту и не к месту вставлял фразы и не переставал слащаво улыбаться. Мне очень хотелось послать его подальше, но навязчивая мысль о слежке, об агентах картавого и Валери вынуждала больше помалкивать, слушать нежный голосок Аннушки и, следуя совету Бориса, отыскивать в ее рассказах и поведении то, что удивило бы меня. Но истории о подругах были банальны и скучны.