Рута

Гончарова Элина

Как только женщины покинули конюшню, Нобижон выбрался из сена и опрометью бросился на край деревни. Доковыляв до красивого дома, он буквально повис на плетне, не в силах сразу отдышаться и успокоить сердцебиение.

— Бахтин! — захрипел он.

Тяжело вздохнув, парень снова вылез из ямы.

— Бросайте свою работу, мы сегодня же уезжаем отсюда!

— Куда и на чем? — усмехнулся юноша.

— Не твое дело — куда? А на чем — я уж как-нибудь позабочусь об этом!

Сын с тревогой посмотрел на отца.

— Ты что снова решил

заняться конокрадством? Разве ты не помнишь, сколько это принесло бед нашей семье? И мы не можем бросить работу, мы еще не отработали все наделанные тобою долги!

— Плевать мне на долги! Ты не представляешь, какая удача сегодня попала мне в руки. Мы немедленно должны отправляться в дорогу. Я сказал!

Юноша потупился, но потом, решительно взглянув на отца, твердо сказал:

— Мы с братом ни куда не поедем.

— Что! Ах, ты гаденыш! — заорал Нобижон, пытаясь через забор дотянуться до сына и ударить его. — Я тебя сейчас изобью всего! Перечить мне надумал?

Бахтин не сопротивлялся, даже не отошел, просто сел на корточки, закрыв голову руками, покорно сносил сыплющиеся на него удары. Хуршен видя это, выскочил из ямы и, подбежав к брату, обнял его, закрывая собой от разъяренного отца.

— Говнюки паршивые! — орал Нобижон, не обращая внимания на вышедшего на крыльцо и скрестившего на груди руки хозяина дома. — Подтираловки хозяйские! Я научу вас слушаться!

Он так же не заметил, как светловолосый мужчина, постояв немного, спустился с крыльца, и подойдя к заливающейся истошным лаем огромной лохматой псине, отвязал ее, приоткрыл калитку и громко крикнул:

— Ату его!

Только услышав, грозное рычание у себя за спиной он перестал колотить сыновей и, выхватив из кармана нож, принялся яростно махать им у оскаленной морды собаки.

Сыновья тут же бросились в ноги хозяину, собравшемуся было отвязать второго пса.

— Господин, пожалуйста, отзовите собаку! — взмолились они. — Он сегодня же уедет отсюда! Он обещал! Вы больше его не увидите!

Мужчина тяжело вздохнул. Он был добрым человеком и Нобижона то гонял, только из жалости к мальчишкам.

— Ко мне, Рей! — крикнул он как раз в тот момент, когда пес приготовился к решительному прыжку. Собака тут же развернулась и помчалась на зов хозяина.

Нобижон не разбирая дороги, поковылял прочь, пробившись через заросли чертополоха, растущего вдоль плетня, выбрался на дорогу. Оказавшись на безопасном расстоянии, отряхнулся, гордо выпрямился и заорал, что есть мочи:

— Ты еще заплатишь мне за это, белобрысый! Я еще вернусь и пущу в твои хоромы красного петуха! Запомни это!

* * *

Комната была слабо освещена чадящем огарком, стоящей на столе свечи. Было нестерпимо душно. За окном, где-то далеко полыхали зарницы, но скорее всего гроза должна придти и сюда.

Ведьмачки лежали на широкой кровати и смотрели в замызганный потолок, пестреющий тут и там размазанными пятнышками крови, следами чьей-то удачной

охоты на комаров. Они и сейчас роились и противно звенели в воздухе, но женщины не обращали на них внимания. Вытяжка из гвоздики и полыни, которой они намазали друг друга, отпугивала и комаров, и клопов, и вшей притаившихся в тюфяке.

— Переживаешь из-за матери? — спросила Рута, не поворачиваясь.

— Ох! — тяжело вздохнула девушка. — Просто не выходит из головы.

— Как ты думаешь, что они с ней сделают?

В глазах Цири заблестели слезы.

— Я знаю их всех. Почти всех. Они и раньше не отличались милосердием, а уж сейчас…

Голос ее дрогнул, и она замолчала.

— Может, стоит найти твоего отца и сообщить ему?

— Ох, Рута! Ты не знаешь Геральта! Он отправится в Монтекальво и разнесет там все к чертовой матери, и скорее всего погибнет, но спасти ее не сможет!

Рута повернулась к ней и погладила по руке.

— Ладно, подружка, не переживай, — произнесла она с сочувствием. — Все как-нибудь уладится, вот увидишь.

Цири грустно улыбнулась, но старалась не смотреть на Руту, что бы та ни увидела в ее взгляде то, что она пыталась изгнать из своей жизни.

— Меня беспокоит еще, и то, что сейчас происходит! — она села и взяла Руту за руку. — Вера, конечно, дает людям многое, я сама видела это в храме Мелетеле, но здесь столько агрессии, столько злобы. Народ начинает бурлить и закипать, и не сегодня-завтра могут объявить охоту на чародеев. Ты заметила, сколько людей, да и нелюдей тоже, носят эти злосчастные Треуглы?

— Было бы не плохо, если бы и чародеи это заметили!

* * *

Большой магический шар освещает голубым мерцающим светом массивный стол и серьезные, напряженные лица сидящих вокруг него десяти женщин. В магическом сиянии драгоценные камни в многочисленных украшениях чародеек, светятся фосфоресцирующим светом.

Чародейки молча смотрят на то, что показывает им голубой шар, на лицах одних — тревога, на лицах других — страх, глаза третьих горят яростью.

Сидящая во главе стола чародейка, произносит заклинание, и шар медленно начинает опускаться на стол, постепенно теряя четкость изображения и потухая.

— Что скажете на это? — ледяным тоном спросила Филиппа Эйльхарт, лицо ее тоже казалось высеченным изо льда.

— Да что тут говорить? — вскочила с места Кейра Мерц. — Давить их надо! Позвольте, я разберусь с этими голодранцами!

— Со всеми сразу? — ехидно спросила Шеала де Танкарвилль. — А силенок-то хватит?

— Спокойно Дамы! — прекратил споры голос Филиппы. — Душить это надо было тогда, когда оно только родилось, а теперь надо искать другие пути. Мы расслабились и потеряли бдительность, за это так или иначе придется расплачиваться. Пока это движение разрознено и не имеет яркого лидера, оно не несет в себе большой для нас опасности, но нам надо постараться не допустить появления такового. Да, Ассирэ?