Ряд волшебных изменений милого лица
Шрифт:
Стасик оттолкнулся от крыла и нырнул вниз, стараясь уйти от страшных реактивных струй, от всяких аэродинамических турбулентностей. Это ему удалось. Он нутром чувствовал, где север, где юг, где восток и где запад. Взмахнул руками, как крыльями, взял точный курс на северо-восток, зажмурив глаза, шел в прохладном воздухе, как по сигналу локатора, и скоро-скоро очутился над темным беспросветным пятном,
Наталья стояла у плиты и жарила блинчики. Она брала ложкой из эмалированной миски жидкое белое тесто, выливала его на сковородку аккуратными кругляшами, и они шипели, брызгались маслом и подпрыгивали. Наталья терпеливо ждала Стасика к ужину. Она знала, что блинчики у нее уже получаются хорошо. А на столе стояла ополовиненная Стасиком банка клубничного варенья.
– Я скоро буду, мамуля, - опять полусказал-полуподумал Стасик, и Наталья, как и Кошка, тоже услыхала его, замерла на секунду с блином в измаранной мукой ладошке, бросилась к окну - поздно!
Стасик летел дальше, и луч теплого света, легко вырвавшийся из окна, еще долго провожал его.
Вдруг внизу, на скамейке в парке, Стасик увидел двоих. Тихо, чтоб не спугнуть, слетел к ближайшему дереву, уселся на ветку, спрятался за листвой. На скамейке сидела Ксюха, вжавшись под мышку длинному, довольно-таки красивому парню из этаких отечественных селфмейдменов, современному деловому парнишке, начальнику цеха на АЗЛК, где делают не любимые Стасиком автомобили "Москвич". А вот и он, парнишкин "москвичок", зелененький жучок, стоит тихонько, притаившись в кустах, и пофыркивает глушителем от нетерпения, скребется об асфальт сверхпрочными шинами "металлокорд"...
Стасик не стал ничего шептать, просто снялся с дерева и улетел назад, к театру, где еще даже не успели выйти на площадь зрители, где по-прежнему стояла у раскрытого окна Ленка-партизанка и ждала Стасика. Он влетел в окно, изящно и плавно опустился на стул, перевел дыхание.
– Ну, как я летал?
– спросил горделиво.
– Во! Настоящий Ариэль!
– Ленка-партизанка
– Всех, - кивнул Стасик.
– Счастливый, - сказала Ленка.
– А я вот летать не умею.
– Просто ты еще не поймала своей аварии, - успокоил ее Стасик.
– Еще заметишь...
– Наверно... Только знаешь, никому об этом не говори.
– О том, что я летал?
– Нет, об аварии.
– Даже тебе?
– спросил Стасик.
– Даже мне, - сказала Ленка.
Сняла со спинки стула телогрейку, надела ее, аккуратно застегнулась, подхватила за ремень тяжелый ППШ.
– Ну, чао...
– Какао, - ответил Стасик.
И Ленка ушла, как пришла, - _сквозь_ дверь.
Стасик закрыл лицо руками, сильно нажал на глаза - белые круги пошли перед ними!
– а когда отпустил, отнял руки, увидел в зеркале Ленку.
Она стояла перед ним в своем точеном костюмчике, в своей воздушной блузочке, в своих туфельках-босоножках с позолоченными цепочками-перепоночками, сорокалетняя женщина-девушка, стояла она так и монотонно приговаривала:
– Ста-асик, Ста-асик, Ста-асик...
– Ты что бубнишь, птица?
– спросил Стасик, постепенно приходя в себя, удивляясь, когда это она успела переодеться.
– Я уже целую минуту бубню: Стасик, Стасик. А Стасик спит, как убитый. Устал? Тяжко без машины?.. Ладно, пошли, довезу: такси подано. Я сегодня добрая.
– Спасибо, Ленка, но я пешком.
– Слушай, оставь на вечер свою замечательную принципиальность. Я никому не скажу, что ты ехал. Просто поговорить надо.
Стасик встал, подошел к двери, открыл ее, задержался на пороге.
– Не надо, - сказал он.
– Ты же сама запретила.
– Когда?!
– Только что.
– Ты что, сумасшедший?
– Это уже неоригинально, - грустно сказал Стасик и, не дождавшись ответной реплики, вышел из гримуборной, вниз по лестнице, хлопнул дверью, смешался на площади с толпой зрителей - неузнанный в темноте кумир молодых "каштанок", пошел, торопясь, в родные Сокольники: путь неблизкий, а у мамули блинчики простывают.