Ряд волшебных изменений милого лица

Абрамов Сергей Александрович

Кошка верила в любовь, как в бесконечность: привычно и не задумываясь над глубоким смыслом темного понятия.

– Умница, - одобрил Стасик.
– И я тебя тоже люблю.

Говоря эту фразу, Стасик малость хитрил. Он имел в виду любовь плотскую - раз, любовь к прекрасному - два, любовь к привычке - три, а все вместе, будучи сложенным, вполне укладывалось в классическое признание Стасика. Дешево и сердито.

– Так в чем же дело?
– опасливо спросила Кошка. Она боялась Стасика, как мадам Грицацуева - бессмертного героя бессмертного романа. Когда Стасик начинал _говорить_, ни к чему хорошему это не приводило. Кошка

сие поняла на собственном опыте. Пусть небольшом, но все же...

– Дело в следующем, - жестко начал Стасик.
– Выслушай меня и запомни. Захочешь - сделай выводы. Сегодняшний сеанс выяснения отношений последний, больше мы ничего выяснять не станем. Просто будем жить, будем встречаться, будем любить друг друга - кто как умеет, - но ничего требовать друг от друга не стоит. Не получится. Я обещал уехать с тобой в Пицунду - не получится. Я обещал встречаться с тобой как минимум через день - не получится. Я обещал выводить тебя "в свет" - не получится... Пойми, я люблю тебя, прости за термин, избирательно: только здесь, у Ленки. За пределами ее квартиры, за дверью моей машины, которой, к слову, у меня теперь нет, ты исчезаешь. Пусть не из памяти, но из жизни. Там я люблю работу, жену, дочь, своих немногочисленных друзей. Там тебя нет. Ты здесь. И все... Ты хотела ясности - яснее некуда. Не обижайся на прямоту, мне надоело врать.

– Стасик!
– Кошка прижала к матово просвечивающим щекам тонкие пальцы в фамильных бриллиантах и изумрудах.
– Что такое ты говоришь, Стасик?

– То, что думаю.

– Ты сошел с ума!

– Наконец-то, - довольно сказал Стасик.
– А я все жду и жду: когда же ты заметишь? Устал даже...

– От чего устал?

– Не от чего, а почему. Ждать устал.

– Кого ждать? Стасик знал по-бабски точную и расчетливую манеру Кошки нелепыми, не к месту, вопросами увести собеседника от опасной темы, заставить его разозлиться на _другое_, забыть о главном. Не на того напала!

– Ты мне зубы не заговаривай, птица. Ты мне ответь: поняла меня или еще разок болтануть? Я терпеливый, я могу и еще...

– Не надо, - быстро сказала Кошка.
– Я все поняла.

– А коли так, прекрасно!

Стасик, как давеча Кошка, протянул к ней руки, пальцами пошевелил, подманивая, но Кошка резко поднялась, перебросила через плечо крохотную, плетенную из соломки сумочку на бессмысленном длинном ремешке.

– Ничего не прекрасно, - зло сказала она.
– Ты, видимо, сам не понимаешь, что оскорбил меня, оскорбил глубоко и больно, до глубины души!

– Ах, ах, - подбросил дровишек в огонь Стасик. И огонь вспыхнул пожаром.

– Дурак!
– крикнула Кошка.
– Кретин! Ты еще пожалеешь! Не провожай меня!
– И бросилась к двери. Там притормозила, добавила: - Я тебе не девка уличная!

И ушла. Так дверью саданула, что штукатурка об пол шмякнулась. Здоровый кусок, Ленка вычтет за ремонт.

– А с другой стороны, на чем бы я ее проводил?
– задумчиво спросил себя Стасик, подходя к окну.

По улице внизу бежала Кошка, размахивая рукой проезжающему частнику-"волгарю", калымщику и хапуге. "Волгарь" притормозил и увез Кошку, чтобы заработать не учтенный финорганами рубль.

Странно, но Стасик не чувствовал ни огорчения, ни тем более раскаяния. Если уж говорить о каких-то его чувствах, то надо упомянуть облегчение. Будто камень с души свалился. И, следуя

Кошкиной логике, глубоко ранил ее душу. Закон сохранения вещества. Или закон сообщающихся сосудов. Одно из двух...

Но пора идти домой. Пешком от "Аэропорта" - путь неблизкий. Пока дойдешь, мамуля свое радиоговорение завершит.

Ввалился в квартиру, сбросил запыленные ботиночки, прямо в уличном, в любимый свой халатик не переодеваясь, повалился на диван. Устал как собака. Сравнение взято из В.И.Даля, но, считал Стасик, требовало уточнений. Какая собака? Дворовая? Комнатная? Охотничья?.. Стасик устал, как борзой пес, с рассвета до полудня гнавший косого по долинам и по взгорьям.

Радиоточка, слышная из кухни, голосом мамули сообщила: "В торжественной обстановке представители лучших бригад стройки уложили первый кубометр бетона в русловую часть плотины". Потом - про тружеников села, потом - про соревнования по спортивному ориентированию, потом - про капризы погоды, милые капризы сентября в разных краях нашей необъятной страны. Мамулина трудовая вахта подходила к концу. В квартире плавала настоянная на дворовой пыли тишина.

– Есть кто дома?
– громко спросил Стасик. В дверях гостиной неслышно, как кентервильское (или кентерберийское, Стасик точно не помнил) привидение, возникла, материализовалась, телетранспортировалась Ксюха.

– Чего тебе?
– неуважительно спросило привидение.

– Интересуюсь, - нежно объяснил Стасик, ложась на бок, подтягивая под щеку декоративную строчевышитую подушечку, изделие народных умельцев. Будем ужинать или маму подождем?

– Экий ты стал благородный!
– с деланным восхищением произнесла Ксюха.
– Раньше ты не спрашивал - орал, как оглашенный: "Еды мне, еды!"

– Мало ли что раньше было! Раньше вон и погода в необъятной стране стабильно развивалась: летом - лето, зимой - зима. А сейчас? Слыхала, как мамуля по радио волновалась? В Закавказье снег выпал, а в Архангельске загорают. Непорядок... Ты садись, садись, поговори с отцом, родной все-таки, не исключаю - любимый.

– Любимый, потому что единственный. Не с кем сравнивать, - сказала Ксюха, усаживаясь напротив дивана в кресло, ноги под себя поджимая, сворачиваясь в клубок, что указывало на недюжинную пластику будущей актрисы, на гибкость членов, удивительную при таком росте.

– А хотелось бы сравнить?
– Легкая переброска теннисного мячика через сетку, тонкий звон клинков, осторожный обмен ударами в перчатки.

– Не отказалась бы. Ради спортивного интереса.

– Порол я тебя мало, пока поперек лавки лежала.

– Папуля, поезд ушел, я теперь вдоль лавки не умещусь.

– И в кого ты такая наглая, птица?

– В тебя, в кого еще.

– Да, ты права, я бесстрашен и ловок.
– Качества, далекие от понятия "наглость", но Стасика сейчас не очень заботила логика беседы.
– Знаешь, я сегодня совершил небольшой подвиг. Я спас девушку из лап хулиганов.

– Как же тебе удалось?.. Ах да, я забыла, ты у нас теперь пехом топаешь!.. Подробности, папуля, подробности!

– Видишь синяк?
– Стасик с удовольствием задрал голову и показал небольшой, размером в пятак, кровоподтек.
– След коварного удара...
– И он в красочных подробностях, в отличие от автора, описал случай на Красноармейской улице, несколько, впрочем, приукрасив и свое поведение, и внешние данные спасенной.