Ряд волшебных изменений милого лица
Шрифт:
Манана, подбоченившись, действительно став похожей на бочку с ручками, неодобрительно смотрела им вслед. Быть может, прикидывала, кого пригласить на передачу вместо Стасика.
– Будем стирать, Манана?
– через репродуктор спросили ее из аппаратной.
Манана повернулась к микрофону:
– Подождем пока. Подумаем...
– Отошла в сторону, сказала вроде бы самой себе: - А вдруг именно такой передаче быть?.. Кто знает?.. Во всяком случае, не я...
Ленка догнала Стасика в холле перед лифтами.
– Пойдем вниз, кофе попьем, - предложила она.
Стасик
– Лучше пообедаем.
– Уговорил.
От салата до компота полчаса пробежало. За эти полчаса у Стасика с Ленкой, посланной Политову в успокоение, состоялся разговор отнюдь не успокоительный.
Примерно такой:
– Допустим, Стае, ты прав, - сказала Ленка.
– Сопли развешивать глупо и недостойно. Будем говорить правду, будем жить честно, ломать крылья мельниц. Красота! А как жить?
– Так и жить. Что, непонятно?
– Историю психа из Ламанчи помнишь?
– Надеюсь, "псих" - это неудачная гипербола, а, птица моя метафоричная?
– Парабола. Отвяжись... Помнишь или нет?
– Я пять сезонов играл этого, как ты изволила выразиться, "психа".
– И ничего не понял?
– В те годы я просто играл. Писали, что неплохо.
– Даже хорошо, кто спорит. Но ты сам говоришь: играл. А жить так нельзя.
– Я тебе напомнил Дон Кихота? Спасибо, птица, тронут. Но, увы, комплимента недостоин. Не заработал пока.
– А сегодня у Мананы?
– Что сегодня! Просто попытался честно сказать честную истину. Это не донкихотство. Это пародия на него.
– Кому нужна твоя истина? Именно эта, эта, я не имею в виду истину вообще.
– Птица, оказывается, есть истина вообще и истина в частности? Любопытно, любопытно... А что касается девочек и мальчиков, рвущихся в актеры ради мирской славы, так их надо крепко бить по рукам. Ради них самих. Ради истины вообще! Бить, а не уговаривать. Пардон за сравнение, но все эти телепередачи напоминают мне историю про некоего жалетеля, который рубил собаке хвост по частям - чтоб не так больно было, чтоб не сразу.
– Стасик, черт с ними, с юными маньяками. Я о тебе. Ты же превосходно умел идти на компромисс с истиной. Когда жизнь требовала. Заметь: я не говорю - против истины. Но на компромисс.
– Мне стыдно.
– И давно?
– Какая разница! Главное - стыдно. Я больше не буду.
– Не ломай комедию, ты не ребенок. Я серьезно. Ты что, решил вступить в ряды борцов за правду?
– Мне надоело непрерывно врать, птица. Театр для себя... Если хочешь, я устал.
– С каких пор, железный Стасик?
– Я не железный. Я гуттаперчевый. Это меня и губит. А так хочется быть железным! Как, знаешь, что? Как мой "жигуленок".
– Наташка сказала, что он сильно помят.
– Зато он летал, птица. И еще чуть-чуть плавал.
– Позавидовал "жигуленку"?
– В некоторой степени.
– Стасик, ты псих!
– Психи - люди вольные, бесконтрольные! Вот выправлю себе справку - и лови меня!.. Да, кстати, ты куда сейчас?
– Домой. Потом в театр. У меня "Ковалева
– Оставь ключик.
– Ради бога! Но прости за наглость: как твоя Кошка сочетается с любовью к правде? Это театр для кого?
– Ах, птица ты моя мыслящая! Спасибо за информацию к размышлению. Я пораскину тем, что осталось у меня после полета над Москвой.
– Что осталось, то сдвинулось, - сказала Ленка вставая.
– Ключ будет в почтовом ящике, как всегда. Чао!.. Да, тебя подвезти?
– Я теперь пешеход. Или не знала?
– Наталья сказала, но я, честно, не очень поверила. Надолго хватит?
– Посмотрим, - Стасик все сидел за пластиковым столом, снизу вверх глядел на Ленку хитрым голубым глазом, второй по обыкновению сощурил: утверждал, что так, в полтора глаза, ему собеседник понятнее.
И Ленка вдруг спросила:
– Стасик, а ты не притворяешься?
– В чем?
– Да во всем. В пешеходстве, в правдолюбии, в рыцарстве своем малиновом.
– Не понял.
– А ты подумай.
– В голосе Ленки, до того озабоченном, вдруг зазвучала нахальная насмешка, будто что-то поняла Ленка, до чего-то додумалась, до чего-то, никому неведомого, и легко ей стало, легко и весело.
– И я подумаю. Еще раз чао!
– И постучала каблучками по линолеуму, скрылась в телелабиринте.
– Какао, - ответил Стасик в никуда, помолчал, потом серьезно сказал себе: - Я подумаю...
Из автомата внизу он позвонил Кошке и договорился встретиться у Ленки в пять часов. Кошка, правда, спросила:
– Ты за мной не заедешь?
– Не на чем.
– Что случилось?
– Леденящая душу история. Встретимся - доложу. И отправился, как некогда писали стилисты-новеллисты, утюжить московские улицы.
Кто-то умный сказал: литература не может копировать жизнь. Литература отражает ее, но и дополняет; так сказать, реставрируя, обогащает. Придуманное ярче увиденного...
Наверно, это верно, простите за идиотский каламбур. Но что делать прозаику, если его герой вдруг попадает в абсолютно банальную ситуацию? Описывать - стыдно, коллеги по жанру упрекнут в отсутствии фантазии. Не описывать - нельзя, поскольку ситуация здорово "работает" на характер героя... Альтернатива ясна: описать, но как можно короче, буквально в несколько абзацев, как недавно, историю с подъемом из воды политовского "жигуля".
Было так. Шел Стасик в элегантных - сухих!
– мокасинах по Красноармейской улице, засунув руки в тесные карманы вельветовых штанов, расстегнув до пупа рубашонку - по причине африканской жары чуть ли, как и Политов, не сошедшего с ума сентября. Шел он себе, насвистывал мелодийку из репертуара ансамбля "Дюран, Дюран", ни о чем не помышлял - весь в ожидании встречи с Кошкой - и вдруг в районе аптеки узрел двух юных граждан, возможно, тех, кто спрашивал у телеманан совета, как стать актером. Два будущих созидателя общества, похоже, ровесники Ксюхи или чуть помладше, выясняли отношения с девушкой того же возраста, выясняли громко, не обращая внимания на публику, и малоцензурные выражения сильно покоробили поющую в данный момент душу Стасика.