Рядом со Сталиным
Шрифт:
Тогда все три лидера заявляли, что считают особенно важным сохранение единства великих держав, обеспечение механизма, который позволил бы им совместно действовать с целью поддержания прочного мира.
Верили ли они в такую возможность? Или же провозглашенные цели далеко не во Всем отвечали их подлинным замыслам?
Сталин с подозрением воспринял формулу, выдвинутую англичанами и поначалу поддержанную американцами, о правилах голосования в Совете Безопасности, новой международной организации. Он настаивал на сохранении права «вето», и когда вскоре после Ялты была достигнута договоренность о приемлемой процедуре, советская
О Ялтинской конференции существует много литературы. Проблемы, которые там обсуждались, так же как и принятые решения, хорошо известны. И все же оказался живучим миф о том, будто в Крыму произошел раздел Европы. Ничего подобного там не было. Разговор шел лишь о разделе Германии. Причем на этот раз Рузвельт и Черчилль, которые еще в Тегеране энергично выступили в пользу расчленения Германии на несколько мелких государств, отстаивали свой план довольно вяло.
С советской стороны выражалось сомнение в реалистичности идеи раздробления Германии. В итоге в Ялте было решено передать этот вопрос на рассмотрение Европейской консультативной комиссии. В дальнейшем он был вообще снят с повестки дня. Что касается остальных восточноевропейских государств, то о них, кроме уже упоминавшегося польского вопроса, вообще не было речи в плане раздела сфер.
Из территориальных проблем было принято лишь решение о передаче Советскому Союзу Кенигсберга и прилегающего района Восточной Пруссии, а также достигнута договоренность об условиях (включая передачу Южного Сахалина и Курильских островов), на которых СССР вступит в войну с Японией.
Интересно, что и Сталин, и Рузвельт очень высоко оценили Ялтинскую конференцию. Оба они охарактеризовали ее как пример равноправных отношений. Президент Рузвельт говорил о «поворотном моменте» в истории США и всего мира. Он заявил, что эта встреча должна подвести черту под системой односторонних действий, замкнутых союзов, сфер влияния. Всему этому, сказал президент, предлагается замена — всемирная организация, в которой все миролюбивые государства смогут принять участие.
Мне представляется, что опыт Ялты, определенная степень доверия, обнаружившаяся тогда между Сталиным и Рузвельтом, могли привести к серьезным изменениям к лучшему в международных делах и во взаимоотношениях СССР и США. Ялта, казалось, открыла к этому путь. Такое ощущение было, во всяком случае, в Москве. Но оно длилось недолго.
На конференциях «большой тройки» вообще царила довольно напряженная атмосфера. Но бывали и забавные ситуации. Как я уже упоминал, в обязанности переводчика входил не только устный перевод бесед между лидерами и дискуссий на пленарных заседаниях. Он должен был составлять протоколы всех заседаний и встреч, готовить проекты телеграмм членам Политбюро в Москву и послам в Вашингтоне и Лондоне. В его функции входил также перевод меморандумов и памятных записок, которыми обменивались делегации. Порой не было времени перекусить.
Как-то в Тегеране Сталин пригласил на ленч Рузвельта и Черчилля. Тогда место переводчика было не за спиной главных лидеров, как это принято теперь, а в первом ряду, у стола. Официант клал ему на тарелку те же изысканные блюда. Я был очень голоден в тот день, не успев позавтракать и поужинать накануне. Все же к еде не прикасался, будучи занят переводом непринужденной
Надо же было, чтобы именно в этот момент Сталин обратился с каким-то вопросом к Черчиллю. Я не мог ни проглотить этот кусок, ни выплюнуть его на тарелку, а лишь мычал нечто невнятное.
Сталин понял, в чем дело, строго посмотрел на меня и прошипел:
— Вы что, вообразили, что пришли сюда обедать? Вы здесь, чтобы переводить, работать. Безобразие!..
На мое счастье, Черчилль и Рузвельт отреагировали на ситуацию шутливо. Оба громко рассмеялись. Сталин улыбнулся, и я понял, что пронесло…
Но больше на официальных трапезах никогда ни к чему не притрагивался…
Там же, в Тегеране, был и такой эпизод. Во время острого обсуждения проблемы второго фронта многие заметили, что Иден передал Черчиллю небольшую записочку. Премьер, прочтя ее, что-то приписал и вернул Идену. Тот, пробежав черчиллевскую запись, скомкал листок и бросил в стоявшую рядом корзину для бумаг. Когда заседание окончилось и все разошлись, Сталин поручил мне извлечь эту записку и доложить, о чем там идет речь. Он, видимо, полагал, что там могло быть нечто относящееся к позиции Англии по обсуждавшемуся вопросу.
Вместе с одним из офицеров сталинской охраны нам удалось найти листок, и я побежал с ним к Сталину, который вместе с Молотовым прогуливался в посольском парке.
Развернув бумажку, я стал читать:
«Уинстон, у вас расстегнута ширинка»
И дальше рукой Черчилля:
«Благодарю. Старый орел не выпадет из гнезда»… Сталин очень потешался.
В Потсдаме летом 1945 года, после провала Черчилля на всеобщих выборах в Англии, его сменил новый лейбористский премьер Клемент Эттли. Вместе с ним в Потсдам прибыл и новый министр иностранных дел Великобритании, видный деятель английского рабочего движения Эрнст Бэвин.
Как-то в туалете (переводчик порой должен был сопровождать своего шефа и туда) Бэвин, стоя неподолеку от Сталина у писсуара, пошутил:
— Это — единственное место в капиталистическом мире, где трудящийся может с полным правом взять средства производства в собственные руки…
Сталин, хитро улыбнувшись, поддержал шутку:
— То же и в социалистическом мире…
Встреча «товарищей по оружию»
Наш совместный с Зайцевым отчет о командировке в Мурманск был одобрен в Главном морском штабе, и я тут же получил новое задание — отправиться в Киев в распоряжение Днепровской военной флотилии.
Возможность побывать в Киеве очень обрадовала. Более года я там не был и теперь мог снова увидеть родителей, пообщаться с друзьями.
Но моя радость была преждевременной. В полученной инструкции значилось, что я, ни с кем не встречаясь, должен незамедлительно явиться в штаб флотилии, где мне дадут подробные разъяснения. Было сказано также, что речь идет о строго секретной операции и мне следует держаться соответственно. На этот раз я должен был ехать в военно-морской форме, но не краснофлотца, каким я проходил службу на флоте, а старшего лейтенанта. Так и значилось в выданном мне вместе с формой удостоверении. Впрочем, меня сразу же предупредили, что ранг присваивается мне только на время данной командировки.