Рыбари и виноградари. Книга 1. Королева принимает по субботам
Шрифт:
Прошёл по извилистым дорожкам, кивая, словно старым знакомым, золотистым стволам. Те в ответ приветливо шевельнули где-то в вышине пушистыми игольчатыми лапами, отчего сразу вкусно запахло воском и мёдом. Юная, озорная, стройная сосенка запустила в него шишкой. Уже больше восьмидесяти лет, а ведёт себя как дитя!
Птицы закончили славословие и теперь озабоченно обсуждали текущие проблемы. Вторая половина лета, птенцы давно покинули гнёзда, и пора думать о зимней эмиграции. Молодая белка, худая и подвижная, каждое утро ждала встречи. Наверное, была в него влюблена. Хвост, пушистый и прозрачный, как ёршик, занимал большую
Психиатр наверняка бы удовлетворённо хмыкнул. Но психиатры здесь не водились.
На своей любимой поляне, оборудованной настилом из шлифованных дубовых досок, Максим расстелил мягкий коврик и уселся в позу покоя, закрыв глаза. Трижды неторопливо пропел: «Ом-м-м…». Звук тянулся мягко, словно возникая сам собой на выдохе, и так же незаметно замирал. Вот так и Бог когда-то с выдохом сотворил этот мир. Насекомые старательно подпевали. Особенно усердствовал чёрный шмель, басивший, как дьякон в церкви. Через несколько секунд мозг привычно отключился. Теперь, когда разум перестал тарахтеть, как спортивный комментатор во время футбольного матча, всё изменилось, наполнилось глубокой тишиной, лишь подчёркиваемой галдящей реальностью.
Земля раздалась вширь и вдаль, любая травинка, каждый звук обрели своё главное предназначение: обрамлять безмятежный покой, возникший у него в голове. Предметы не слились в безликую массу, а, наоборот, обрели ещё большую индивидуальность, стали значимы.
Так мы сидим в театре. На сцене гремит хор, воспевая сражающихся героев, но в зале царит трепетное безмолвие. И зрители готовы шикнуть на невежду, негромким шорохом конфетного фантика нарушившего волшебную тишину.
Максим из туманного зала застывшего разума отрешённо наблюдал картину «Утро в лесу», правда, без резвящихся медведей.
Постепенно в плоть вплелись волны окружающей энергии, исходящей от воздуха, земли, деревьев и всего прочего, известного и неизвестного людям. Он поддался этой силе, слился с ней. Послушные мышцы гибко и мягко перетекали от одной позы к другой. Он превращался то в потягивающуюся собаку, то в раскрывшую крылья бабочку, то в готовую к броску змею. Становился деревом и посохом, мостом и ручьём, а в конце стал трупом. Многие полагают, что в позе «Шавасана» нужно просто лежать неподвижно с закрытыми глазами. Но приходится годами тренироваться совсем не для того, чтобы правильно выглядеть после смерти. Это одна из сложнейших асан, позволяющая достичь состояния глубокой медитации.
В этот момент к Максиму приходили неведомо откуда берущиеся знания. Проблема была лишь в том, что, с его точки зрения, часто информация предназначалась кому-то другому. Максим несколько раз видел чертежи странных подводных лодок и загадочных летательных аппаратов, а как-то узнал знакомую таблицу Менделеева. Во всех случаях, вернувшись в тело, он вежливо указывал Богу на его ошибку и просил уточнить адрес поступающей корреспонденции.
Сегодня потусторонние почтальоны
Максим сложил коврик и отправился завтракать.
Приятно, когда ритуал не нарушен. Душа довольна. Дух, наверное, тоже. Тело – вообще пылало от восторга.
По дороге зашёл в небольшой флигель, стоящий в парке. Там жил Володя, Владимир Иваныч, прежде работавший врачом-патологоанатомом в госпитале ФСБ. Выйдя на раннюю пенсию, он с удовольствием оставил романтику таинственных смертей. Молчаливый, высокий, жилистый и очень крепкий, выполнял функции охранника, шофёра, садовника, ремонтника и ещё бог знает кого. В домике у Володи вкусно пахло деревом, табаком, яблоками, свежим чесноком, складываясь в запах, который Максим определил для себя формулой «русский дух».
– Доброе утро. Погода, похоже, намечается классная. Как дела? Всё нормально. Вопросы есть? Вопросов нет, – Максим остановился, заметив, что разговаривает сам с собой.
Володя это тоже заметил. Отвечать было необязательно.
– Уезжаю в командировку. Буду готов через сорок пять минут. Отвезёшь меня в аэропорт.
Володя никогда не задавал вопросов, полагая, что всё необходимое для дела ему уже сказали. А лишняя информация лишь «умножает скорбь». Вот и сейчас лишь молча кивнул.
Максим не доверял поварам. Поварихам тем более. Поэтому завтрак готовил сам. Слегка подогрел свежее молоко, привезённое утром, и залил овсяные хлопья. Нарезал тонкими ломтиками мягкий сыр с бархатной белоснежной корочкой. Вежливо кашлянув, тостер выдал два кусочка ржаного поджаристого хлебушка. Кофемашина, ворча словно бабушка, приготовила ароматный капучино. Всё. Обед будет уже в Париже.
После завтрака Максим зашёл в уютную библиотеку, погружённую в обычную дремоту.
– Охраняйте дом без меня, – сказал неизвестно кому.
Словно в ответ, за окном закричала ворона, выдохнуло «ох-х-х…» кожаное кресло, легко скрипнул паркет. И стало тихо: дом горестно застыл, словно щенок, понимающий, что хозяин сейчас уедет и оставит его.
Надел светлые брюки и белую рубашку. Закатал рукава. Брать пиджак? Пожалуй, барону Анри всё равно, но баронесса… Лучше взять. Выбрал неформальный, светло-бежевый, с мелким, почти невидимым тёмно-серым ромбом. Такой сойдёт и за куртку.
Бросил в коричневую полётную сумку всегда готовую косметичку. Пару рубашек, бельё, побольше футболок. Во Франции сейчас жарко. Напоследок положил мягкие замшевые ботинки. Кто знает, что там случилось. Вдруг придётся задержаться? Как-то всё же неспокойно на душе.
Володя уже вывел машину из гаража.
До «Шереметьево» доедем быстро. В начале августа пробок в Москве почти нет. Все разъехались. Соберутся к первому сентября. Жёны, загоревшие на далёких морях. Дети, предвкушающие первую драку в школе. Пенсионеры, вернувшиеся с дач. Депутаты, бизнесмены…
Он подрёмывал на заднем сиденье, когда машина резко тормознула.
– Собачка дорогу перебегала, прямо под колёса бросилась. Жаль было давить глупую, – словно оправдываясь, пробормотал Володя.