Рыбья кость
Шрифт:
— Конечно, нет. Смотри, — Рихард указал на что-то светящееся за деревьями. — Зимний сад. У нас даже есть куст жасмина.
— Аби мне рассказывал, рассказывал про жасмин! — обрадовалась она, забыв про рейтинг. — Сегодня, когда чай заваривали!
Рихард усмехнулся — вот у него получалось не обидно усмехаться! — и свернул с дорожки.
Стеклянный купол зимнего сада, подсвеченный лиловыми лампами, напоминал вырастающий из земли мыльный пузырь. Бесси видела только каркасы и осколки таких пузырей на окраинах. На торговых этажах все цветы были за витринами и их просто
— Мы ее построили для пациентов. У меня был друг, который говорил, что когда человек сажает цветы — он перестает быть человеком, который страдает, и становится человеком, который сажает цветы. Он говорил удивительно много ерунды.
В голосе Рихарда послышались виноватые нотки. Бесси опять стало его жалко, и она решила, что если до его ладони дотронуться — он не отдернет.
Он не отдернул, наоборот, сжал ее руку и улыбнулся. У него улыбка была хорошая, и пальцы теплые, а еще Бесси — она правда-правда не хотела туда смотреть! — заметила браслет под кремовой манжетой и успела разглядеть, сколько там позиций.
Ну ничего себе! Бесси никогда таких цифр не видела, это же какой хороший должен быть этот Рихард Гершелл, чтобы столько рейтинга накопить! Он, наверное, людей каждый день спасает и никогда ни с кем не ругается, и все его любят!
Надо обязательно Марш про него рассказать. Вот она ходит такая грустная и не знает, что где-то есть такой замечательный человек, который всем помогает.
А может, все наоборот.
А может, стоит рассказать Рихарду про Марш?
Рихард приложил браслет к датчику на двери и жестом пригласил ее в оранжерею.
…
Девчонка недоговаривала. Рихард знал, что Освальд с друзьями ходил в бар — это было совсем недавно. Аби докладывал ему о перемещениях всех выпускников, должен же он знать, если кто-нибудь соберется сделать глупость. В посещении бара ничего криминального не было, но где они нашли Бесси? Вряд ли она сама пошла в бар с нелегальным алкоголем и слишком громкой музыкой. Музыка — для переговоров? Чтобы заглушить датчики Аби?
Лучше бы Освальду и его друзьям покупать там дурь.
Но зачем? Это во времена его молодости список легальных эйфоринов состоял из трех позиций, и то им хватало, а сейчас-то все иначе.
Нет, тут что-то другое.
Поджоги?
Быть не может.
— Тебе нравится ходить по барам? — спросил он Бесси, которая с неподдельным восторгом разглядывала грядку с салатом. Это был проект группы, которая боролась с негативными реакциями экологическим питанием, таких пациентов Рихард больше всего любил.
— А? Нет-нет, не нравится.
— А зачем ты туда пошла?
— Куда?
— В бар, где вы с Освальдом познакомились, — в любом другом случае Рихард бы уже начал злиться, но он знал, что Бесси не притворяется.
— А! За пирожным, — с облегчением ответила она. — А это что такое?
За пирожным? Это была глупая причина идти в бар, но с другой стороны — почему бы и нет.
Тревога утихла так же внезапно, как разыгралась. Почему-то мысль о том, что эта девочка
Бесси указывала на куст жимолости, усыпанный белоснежными цветами. Это был модифицированный кустарник, на котором никогда не бывало ягод, зато он всегда цвел. Рихард такие не любил, к тому же жимолость сажали в честь умерших.
Этот куст он особенно не любил.
— Лоницера. Его посадил мой друг, который любил сажать цветы.
— А сейчас он где?
Рихард пожал плечами. Он называл Леопольда другом, чтобы девочке было понятнее — такие, как она не умели мыслить полутонами. Коллега, приятель, хороший человек — слишком сложные слова.
— Хотел помочь одной… особе. Но он, между нами, не очень хорошо умел помогать. И выбирать кому помогать.
Бесси не ответила. Она явно не умела концентрироваться, но это было даже мило. Рихарду нравилось явное, искреннее удовольствие с которым она гуляла по оранжерее. Для него здесь ничего нового не было — черные постаменты, белые дорожки, стеклянный купол с подсветкой и ультрафиолетом, да модифицированная зелень на постаментах. Три десятка видов цветов, зелень и овощи, которые легко выращивать — в основном для съемок. Вряд ли кто-то из пациентов знал, зачем нужны анютины глазки.
— Ты бы, наверное, сказала, что он был плохим человеком, — усмехнулся Рихард, зная, что Бесси его не слышит. После разговора с карабинером почему-то хотелось говорить правду. — У него под конец совсем не осталось рейтинга, но он просто был дурак.
Он сел на пустой постамент рядом с грядкой, засаженной майораном. Майоран пах куда слабее цветов, и это было славно — голова все еще болела.
Рихард слышал, как Бесси что-то бормочет, спрашивая у Аби названия цветов. Видел, как она хмурится, трогает лепестки кончиком пальца и не пытается ничего сорвать. Это было немного странно, обычно девушки, попав сюда в первый раз, обрывали цветы едва ли не налысо — знали, что они быстро растут.
И он неожиданно обнаружил, что ему даже не нужно докуривать концентрат.
— Она вообще-то ни в чем не была виновата, — неожиданно признался он белым цветам на пальто Бесси. — Если бы Леопольд дал ей пройти программу — ничего бы не случилось. Но он вбил себе в голову, что ее проблемы можно решить. Хотя я много раз говорил, что мы здесь занимаемся совершенно…
Он осекся. Бесси позвала Аби, и сейчас он стоял рядом с ней, показывая цветок чубушника между разведенным большим и указательным пальцами. Бесси сравнивала его с жасмином на кусте и сосредоточенно хмурилась.
Рихард не помнил, когда последний раз видел Аби. У его помощника, конечно, была масса визуальных модификаций, он бы ни за что не оставил его таким растрепанным обормотом, но все равно — зачем его звать?
Интересно, понимает ли Бесси, что именно Аби начисляет рейтинг? И что, она обижается, когда он ее штрафует?
— Совершенно другими вещами, — задумчиво закончил он. — Между прочим, это меня в той истории выставили злодеем, с моим-то рейтингом за хорошие поступки, а? Я до сих пор не знаю, как надо было.