Рыцарь без позывного. Том 3
Шрифт:
— И что ты предлагаешь? Стоять и смотреть?! — подала голос кошатина, оторвавшись от салазок с блондином. — Это та-а-ак по рыцарски...
— А что? — дернула плечиками Киара и оскалилась, уставившись на разгневанную толпу немигающим взглядом. — Дешевле театра и кровь настоящая! Голосуем?
— Киара, сейчас не до шуток!
— Не припомню, когда я последний раз шутила, моя милая.
Игнорируя болтовню за спиной, я все пытался сообразить, что делать. Стоять и ждать не вариант — вот-вот резня начнется. Нужно заставить горожан свалить и, очень желательно, без насилия. Грисби, говнюк, полюбому за каждым
Так, слушать они не захотят, про яд не поверят, как и в обещания...
Отвлечь их, что ли? А как? Стриптиз станцевать или деньги по дороге раскидать? Чего люди боятся больше голода? Кого горожане ненавидят больше северян?
— Киара, как ты можешь быть такой холодной?! Это же люди!
— Холодная? Я? А мне кажется я очень горячая штучка... Верно, Геннаро?
Покрасневшие щеки пацана натолкнули меня на мысль. Идиотскую мысль, но другие ко мне не приходят.
— Слышьте... У нас масло для ламп еще осталось?
После пары «что?» и одного «а зачем тебе?» мне все же удалось выудить из сумки веснушчатой авантюристки дорогую масляную лампу. Которую я приказал выкинуть еще в первый день похода... Хорошо, что эти придурки так любят комфорт и без ночника в сортир не ходят.
Скомандовав оттащить мешки за ворота, я ломанулся через толпу. К счастью, бородачи были слишком заняты, чтобы опознать меня, а горожан куда больше занимали пустые желудки, нежели какой-то высокий чудик с лампой.
Пробежав пару кварталов и осмотревшись, я выбрал подходящий зажиточный дом и убедившись что внутри никого нет, выбил дверь. Политые маслом раздербаненные дешевые книжки послужили отличной растопкой для шерстяных одеял. Хозяева явно не бедствовали и их заначка каменного угля и березовая щепа пригодилась очень кстати. Не дожидаясь, когда мебель и ковры как следует разгорятся, я выскочил на улицу и вломился в следующий дом...
Большинство горожан либо уже торчало у гарнизона, либо наоборот, старалось держаться от него подальше, а потому мой внезапный приступ пиромании остался незамеченным. Утерев выступивший пот и поглядев, на разгорающееся пламя я устремился обратно к воротам.
К сожалению, мне не хватило буквально нескольких секунд — гул толпы и требования поделиться едой стихли пугающе быстро. Наткнувшись на копье, незнакомый мужчина попятился от баррикад, хватаясь за живот и оставляя после себя алую дорожку. Не пройдя и десятка метров, он беспомощно осел прямо на дороге, протяжно хрипя и захлебываясь кровью. Гарнизон поглотила гнетущая тишина, прерываемая гортанным бульканьем, женским оханьем, и приглушенными проклятиями стражников.
И на минуту оставить нельзя...
Ринувшись к умирающему мужчине, я встал между ним и толпой, отвлекая внимания людей на себя:
— Пожар!!! Пожар, мужики!!! — активно жестикулируя, я указывал на все усиливающуюся дымку над крышами домов.
Толпа даже не шелохнулась. Вид чужой смерти и разгорающаяся жажда мести занимали ее куда больше мыслей о перспективах вспыхнувшего пламени. Поорав еще, и не добившись результата, я решил зайти с другого края:
— Да чтож вы стоите-то, мужики?! Пожар же!!! Я бормотуху со свеклы гоню, а оно ка-а-ак вспыхнет...
Если женскую половину заинтриговала сама свекла, то чем заинтересовалась мужская даже уточнять не стоит. Мысль о возможной наживе постепенно вытесняла шок и гнев. И чем красочнее я сочинял про бочки и мешки со свеклой, тем больше глаз отвлекалось от кровавого снега под стонущим мужчиной, поднимаясь на усиливающийся столб дыма в сером небе.
Наконец, из толпы отделился первый. За ним второй, третий... Оскорбляя меня, обвиняя в преступной халатности и даже заехав пару раз в грудь, они на ходу распределялись в пожарные команды. Сразу видно — не понаслышке знакомы с городскими пожарами. Многие еще помнят, какое «фаершоу» здесь устроил князь, спалив целый район к чертовой матери.
Не прошло и минуты, как в тени обломанной башни остался лишь тот самый низкий мужичок, что забирался на баррикады.
Остается лишь надеяться, что из-за недельной щетины и слоя грязи, местные не опознали меня и не припрутся потом в салон, чтобы порвать мою задницу на куски. Все-таки хорошо, что у меня герба нет...
Проводив взглядом низкого горлопана, устремившегося за толпой, я переключился на раненного мужчину. Стоны и хрипы уступили место мертвой тишине. Его уже было не спасти. Наверняка копье распороло живот или задело иные органы. Сомневаюсь, что в толпе водился квалифицированный полевой хирург. Да и, к тому же, он сам виноват, нечего на копья как танк переть!
Но какие бы доводы я не приводил, как бы не убеждал себя, треск мертвой статики не отступал.
Растянувшееся мгновение оборвалось хлопком по плечу:
— Ну ты мужик на всю голову простуженный... — ухмыльнулся одноглазый дружинник и ухватив погибшего за ноги, бесцеремонно поволок его к воротам, будто мешок с овсом.
Гена и остальные уже вовсю передавали водоросли усталым стражникам, инструктируя сотника по поводу применения. И лишь Киара хищно блестела глазами, скалясь на меня, как гиена на кусок мяса.
Поглядев на красный снег под ногами, я похлопал себя по вмятому нагруднику в поисках заветного и давно несуществующего кармана.
Добро пожаловать домой... Мать твою.
Кабинет главы гильдии привечал все тем же запахом духов вперемешку с алкоголем и мерным шуршанием карандаша. Борясь с усталостью и сонливостью, я все пытался сосредоточиться на светлой челке, склонившейся над отчетами авантюристов. Делая пометки на полях бланка, Эмбер изредка награждала меня холодным взглядом и поджатыми губами.
Но я даже реагировать задолбался. Пока с мешками разобрались, пока лично варил похлебку из мяса и пшена, пока продегустировал... До самой ночи провозиться пришлось. Еще и сотник этот — чуть все ребра не поломал. Мужик настолько одичал за эти дни, что я едва отбился от потока благодарностей и воплей «а я говорил, говорил, что кукушонок не подведет!». Полбурдюка с ним выпить пришлось, прежде чем удалось наконец покинуть гарнизон и сдать сонного Гену в салон.
Пожар успели быстро локализовать и останки домов вовсю растаскивали на дрова. К утру лишь фундамент останется — к гадалке не ходи. Хотел бы я сказать, что никто не пострадал, но... Хрен его знает, на самом деле.