Рыцарь курятника
Шрифт:
– Это правда, – сказала герцогиня.
– В день приступа, 7 февраля, я имел счастье спасти вам жизнь, вынеся вас на руках из толпы неприятелей…
– И собственной рукой убив двух человек.
– Вы помните это?
– Очень хорошо… Но этому уже семьдесят семь лет, потому что мне теперь восемьдесят три года.
– Да, герцогиня.
– А вам было тогда сорок лет.
– Гораздо больше…
– И вы еще помолодели!
– Однако стал семьюдесятью семью годами старше.
– Вы были в Венеции…
– В 1700
– Мне было тогда двадцать два года, и моей преданной подругой была графиня де Гажи.
– Очаровательная женщина, за которой я имел честь ухаживать и которая была так добра, что находила прекрасными баркароллы моего сочинения…
– Которые вы пели так восхитительно…
– И которые еще до сих пор пою.
– В самом деле?
Герцогиня де Невер, казалось, была поражена внезапной мыслью. Она подошла к королю, который смотрел на зрелище, происходившее перед его глазами, как на театральное представление.
– Государь, – сказала она, – я вас умоляю приказать этому господину спеть одну из баркаролл, которую он пел нам в Венеции сорок пять лет назад, аккомпанируя себе сам.
Король, по-видимому, колебался.
– Прошу вас, государь, – присоединилась маркиза де Помпадур.
– Хорошо, – отвечал король. – Здесь есть клавесин – спойте, граф.
Мужчины и дамы посторонились, пропуская графа.
Тот без малейшего замешательства прошел через гостиную, сел перед клавесином и пробежал пальцами по клавишам, как искусный музыкант. После краткого вступления он запел итальянскую арию – грациозно, энергично, обнаруживая несомненный талант.
– Это он! Это он! – шептала герцогиня де Невер. – Это он! Ах! Как это странно! Вот уже третий раз, как я вижу этого человека на протяжении восьмидесяти лет, а на вид ему все те же сорок лет! Ему было сорок лет в 1668 году в Безансоне, ему было сорок лет в 1700 году в Венеции, ему и теперь сорок лет! Как объяснить это?
Стоявший возле герцогини Ришелье услышал ее слова и сказал:
– Должно быть, он родился сорока лет, ему будет сорок лет постоянно, он и умрет сорока лет.
Сен-Жермен кончил свою баркаролу.
– Удивительно! – с восторгом вскричала маркиза де Помпадур.
Король захлопал в ладоши. Возле клавесина лежала гитара; граф взял ее и спел испанскую арию.
– Ах! – вскричала герцогиня де Невер. – Это болеро, которое пели под моими окнами в Мадриде в 1695 году. Я никогда не слышала его с той поры. Государь! Умоляю вас, позвольте мне уехать отсюда. Это не человек, а дьявол, я не осмеливаюсь взглянуть ему в лицо, я боюсь быть околдованной!
– Как вам угодно, герцогиня.
Сен-Жермен опять сел за клавесин и начал исполнять немецкую песню. Тут герцогиня де Невер не выдержала.
– Это дьявол! Дьявол! – прошептала она и вышла из гостиной.
Д'Аржансон подошел к Людовику XV. Очевидно, министр ждал, чтобы король заговорил с ним. Сен-Жермен продолжал
Людовик XV, увидя д'Аржансона возле себя, наклонился к нему и спросил тихо:
– Кто этот человек?
– Не знаю, государь, – отвечал министр. – Это человек странный и совершенно необыкновенный. Он знает все; он превосходный музыкант, очень хороший живописец, глубокий ученый; он говорит одинаково легко на всех европейских языках; он объехал весь мир; для него нет никаких преград; он ничему не удивляется и, должно быть, очень богат. Но кто он – не знаю.
– Давно он в Париже?
– Кажется, два месяца.
– Каким образом вы впервые его увидели?
– Он был мне рекомендован португальским посланником. Я его принял, и он показался мне таким странным, таким оригинальным и интересным, что я подумал: вашему величеству будет любопытно его увидеть.
– Вы справедливо так подумали, д'Аржансон. Правда ли то, что он говорил, о возможности расспрашивать духов?
– Я полагаю, государь.
– Скажите ему, что он будет ужинать сегодня со мной и после ужина мы проведем этот опыт.
Маркиз низко поклонился. Сен-Жермен закончил пение.
Все присутствовавшие были в восхищении от его голоса и его музыкального дарования.
Людовик XV взял записную книжку и, по своей привычке, сам записал имена тех, кого хотел пригласить. Потом он подозвал Ришелье и отдал ему вырванный из записной книжки листок.
– Вот список тех особ, которых я приглашаю сегодня ужинать, – сказал он.
Ришелье почтительно взял бумагу. Король подал руку маркизе де Помпадур.
– Погуляем в парке до наступления ночи, – сказал он.
– Я рада, – отвечала молодая женщина тем фамильярным тоном, который она уже начинала себе позволять. – Ни-
чего не может быть забавнее, чем резвиться на молодой травке. Идемте, государь.
Она увела короля.
– Господа! – произнес Ришелье, возвышая голос, между тем как дамы стали выходить из гостиной в сад вслед за маркизой де Помпадур. – Вот имена особ, которых его величество приглашает поужинать с ним.
Он прочел среди общего молчания:
«Граф де Шароле.
Маршал Саксонский.
Герцог де Граммон.
Герцог де Ришелье.
Маркиз д'Аржансон.
Виконт де Таванн.
Герцог де Коссе Бриссак.
Маркиз де Креки.
Граф де Сен-Жермен».
Произнеся последнее имя, Ришелье сложил бумагу, что означало: список завершен.
Неприглашенные медленно вышли из гостиной, еле сдерживая вздох сожаления.
Ужины в Шуази пользовались большей славой, чем в Пале-Рояль во времена регентства. Людовик XV терпеть не мог требований этикета, и так как не в состоянии был избавиться от этикета в Версале, то избавлялся от него в Шуази.