Рыцарская честь

Джеллис Роберта

– Так уж одно к одному – разве может девица вести армию! Он не только согласился, сам упрашивал меня взять предводительство над его наемниками.

– И ты согласился?

– Конечно, как я мог упустить такой шанс? Разве я один…

– Роджер, ты просчитался. Если даже отец согласится поддержать тебя и ты прибавишь мою долю, то все равно не сможешь содержать…

Улыбаясь, Роджер позволил себе только взглядом поласкать свою умницу. «Какая скорая, сообразила лучше меня, все сложила и получила верный ответ».

– Ты не считаешь меня

глупцом, Элизабет? – А про себя подумал: «Это надо было сказать с обидой; если начинаются комплименты, надо переходить к поцелуям». – Вопрос о содержании войска быстро решился, об этом я тебе расскажу потом, лишь добавлю, что Глостер будет продолжать платить, но через меня.

– Зачем это Глостеру? В память об отце? Не может быть, он люто ненавидел Роберта. Что, он полюбил тебя? Роджер, мне это не нравится: Вильям – мужчина особого сорта.

Херефорд продолжал улыбаться, но улыбка стала совсем иной.

– Я тоже ему полностью не доверяю, но дело обстоит не так плохо. У его щедрости есть хорошая причина. Ему достанется добрая половина добычи, если таковая будет.

– Половина? – вскрикнула Элизабет, вскочив со стула. – Ты не должен соглашаться! Ты проливаешь свою кровь, а он сидит в окружении ароматов и шелков в полной безопасности. Ему много и десятой доли!

– Не надо, Элизабет, он заслуживает много большего. Это еще и наши уши при дворе. Больше того, он немалым рискует, отдавая мне своих людей. А если я поверну против него самого? А если буду разбит?

– А если солнце утром не взойдет? – возразила она горячо. – Он ничем не рискует, и ты это хорошо знаешь. Твое слово дороже золота. Чем он рискует, если ты падешь? Готовым доходом из сундуков, набитых доверху золотом? Ты будешь лежать умирающим на поле брани…

Ее голос дрогнул, когда смысл сказанного дошел до сознания, она откинула назад свои тяжелые черные косы. Рука Херефорда с кубком вина застыла на полпути ко рту: ему было интересно, какой будет ее реакция, но она быстро справилась с собой.

– Думаю, – продолжала Элизабет уже не так сердито, – что Гонт и Сторм заберут вторую половину добычи, а тебе оставят славу.

Херефорд рассмеялся, сделав глоток, поперхнулся и закашлялся.

– Элизабет, нельзя смешить человека, когда он пьет. Ты плохо знаешь Гонтов, да и меня тоже. Они просят только возместить их расходы по возможности, и чтобы Генрих, взойдя на престол, оказал им милости в размерах их забот. Сам Гонт считает, и в чем-то он прав, что ничего особенного они не делают и наград не требуют.

– Тогда они глупцы, как и ты… Чу, собаки! Отец едет.

* * *

– Херефорд! – крикнул Честер и почти бегом направился через зал. – Слава Богу, рад видеть тебя!

Мужчины тепло обнялись; хотя Честер был намного старше, держались они друг с другом на равных, и церемонии для Херефорда были излишни.

– Как хорошо, что ты приехал, мой мальчик, нет – сын мой, говорю это от чистого сердца. Я не был бы более горд и счастлив, будь ты мне родным.

– Вот

видишь, как следует приветствовать гостя, – сказал Херефорд, обернувшись к Элизабет. Он освободился из объятий Честера, но продолжал дружески держать его за руки.

– Не ехидничай, Роджер, – строго, но с улыбкой сказала Элизабет. – Что заслужил!

– Нет, ты послушай! Знаешь, чем дочь твоя приветствовала меня? Заявила, что доставляю лишние хлопоты. А раз я был озябший с дороги, она быстренько согрела меня, отхлестав своим язычком.

– Роджер!

– Элизабет! – передразнил он.

Честер спрятал довольную улыбку. Он правильно сделал, что написал Роджеру, и хорошо, что его не было, когда тот приехал.

– Тебе, Роджер, еще повезло. Мне здесь ничего не дают, чтобы согреться, даже сердитых слов.

– Вот так, все против меня, – с притворным негодованием Элизабет подошла поцеловать отца и, сделав реверанс, оставила мужчин наедине, заторопившись распорядиться согреть вина и принести факелов: на дворе стало темнеть.

– А почему ты в доспехах, Херефорд? Неужели Элизабет была так рассержена твоим приездом, что не предложила разоружиться, или ты боишься предательства в моем доме?

– Кроме шуток, твоя дочь – штучка, Раннулф, голыми руками ее не возьмешь, но дело не в этом. Мне нужно было кое-что с ней обсудить в связи с нашим браком, и мы за разговорами забыли про все. По правде говоря, за два последних года не припомню дня без кольчуги, так что я ее даже не замечаю.

Белесые глаза Честера обежали кругом зал и снова устремились на графа.

– Итак, правду говорят, что ты вступаешь в войско Глостера?

– Боже мой, ну и языки! – вырвалось у Роджера. – Кто тебе сказал? Недели не прошло, как это решилось у…

– Спокойно, Роджер, я знаю не только это. Значит, это правда? Я рад. И какие у тебя планы?

Херефорд потянул себя за ухо и провел ладонью по щекам.

– А мне бы надо побриться, – заключил он и, взглянув на Честера, продолжал: – Извини, я не избегаю ответа, а все думаю об Элизабет. Да, собственно, мне нечего избегать, потому что, кроме предварительного разговора с Гонтом о положении дел, никаких планов нет. Гонт считает, а я с ним согласен, что мне лучше сначала заняться моими личными делами. Да и слишком холодно сейчас, чтобы отправляться в поход.

– Не хочешь ли ты сказать, что пока все остается как есть? – сощурился Честер.

– Именно так. – Роджер потер шею, где кольчуга раздражала кожу поверх сбившейся под ней туники. С Честером надо ухо держать востро: мало того, что он был не во всем надежен, дураком он тоже не был. – Клянусь тебе, – продолжал Роджер, греша против истины, но не искажая правду буквально, – никаких конкретных планов не принято. Гонту хотелось поскорее домой, он постарел и быстро устает, а Сторм, сам, наверное, знаешь, в Шотландии. Глостер, – он брезгливо сморщился, – вообще никакого интереса не проявляет, а меня самого занимает кое-что другое.