Рысь
Шрифт:
— По всей видимости, рыси понадобилось как минимум дважды впиться косуле в глотку, чтобы убить ее, — констатировал Штальдер, указав на укусы. На фоне остальных ран выделялись четыре следа. Роясь в поисках новых следов во вспоротой глотке косули большим и указательным пальцами, Штальдер то и дело перерезал ножом мешавшие ему жилы.
Лен поинтересовался, что будет с косулей дальше.
— Оставим ее здесь, — ответил Штальдер. — А Беннингер завтра уберет.
— А не оставить ли нам ее и на следующую ночь? — поинтересовался стоявший в нескольких метрах Геллерт. — Кто знает, может, рысь и вернется к ней.
— Ну конечно! — отозвался Штальдер. — После сегодняшнего она будет делать вокруг этого леса большой крюк.
— Ладно, это мы еще с Беннингером обсудим, — заключил Геллерт.
Когда все стержни, винты и проволоки были
Оба автомобиля выехали из леса и, добравшись до шоссе, свернули к Зимментальской долине. Серебристая дорога была пустынной, деревни глядели на нее сборищем темных неказистых фасадов, одинокими рекламами пива и освещенными пешеходными переходами.
— Семнадцать и одна, — бормотал Геллерт, вспоминая вес рыси, — семнадцать и одна. Могла быть и потяжелее, еще как могла бы.
Под ровное гудение автопечки Лена одолел сон.
Когда Штальдер и Геллерт начали спускаться в долину, улицы Цвайзиммена заливал молочный туман. Недалеко от дороги по течению Зиммы стлалась легкая дымка, сопровождавшая их, пока они не свернули с шоссе в Вайсенбахе. Остановились они на усыпанной гравием площадке перед хозблоком недавно отремонтированного крестьянского дома, в котором снимали второй этаж. Улиано Скафиди, другой альтернативный служащий, молодой базелец североитальянского происхождения, уже давным-давно спал. Владевшая домом семья Цуллигеров безмятежно почивала этажом ниже.
Источник: АР
Дата: 17:21 /14-03
Ведомство: vsx
Служебный код: MAW
Важность: 4
Швейцария / рысь
В бернское ведомство по охране природы присланы лапы незаконно убитой рыси. Некий браконьер варварским образом заявил протест против разведения рысей. Согласно имеющейся информации, он отрезал лапы незаконно убитой рыси и прислал их в ведомство кантона Берн по охране природы. Более того, на лапах значились имена служащих ведомства: на одной из них — имя бывшего главного лесничего кантона Обвальден. В 1972 году он, руководствуясь государственным постановлением, выпустил на волю первых рысей в Швейцарии. К варварскому посланию прилагалась открытка со словами: «Из бернских джунглей». Поскольку сопутствующие обстоятельства свидетельствуют о явном браконьерстве, немедленно начато тщательное расследование, сообщает ведомство по информации.
С возмущением и непониманием отреагировало на варварское послание Министерство по охране окружающей среды, леса и природы. Подобную форму протеста в министерстве сочли за попытку разжигания конфликта. «Тот, кто так поступает, дискредитирует собственную идею», — заявил пресс-секретарь министерства Рольф Веспе, отвечая на один из вопросов. Где обитала убитая незаконным образом рысь, пока неизвестно.
2
Альфред Хуггенбергер громогласно озвучил заказ на всю пивную. Хозяйка по прозвищу Мэри, душевно надломленная вдова, потерявшая мужа, начальника добровольной пожарной команды, в пожаре 1982 года, склонилась над стойкой, оторвала взгляд от журнала и дала знак, что поняла: пять кружек пива и красную «Ривеллу». [2] Беат Бюхи, над головой которого прогремел заказ, потер оглушенное ухо.
2
Популярный в Швейцарии безалкогольный газированный напиток на основе молочной сыворотки. (Прим. ред.)
— Вот это глотка, это я понимаю, — воскликнул Самуэль Таннер, великовозрастный секретарь
Альфред Хуггенбергер, которому не было дела до подобных замечаний, бросил взгляд на единственных приезжих: супружескую пару с ребенком и собакой, сидевшую в противоположном углу. Потом отодвинул бульварную газету «Блик», где на первой полосе рядом с крупным заголовком располагалась фотография вскрытой почтовой посылки и четырех отрубленных рысьих лап.
— Хотелось бы мне познакомиться с сукиным сыном, пославшим в Берн эти лапы. Сходил бы с ним на охоту, — бросил Хуггенбергер.
Здоровый, как бык, и широкоскулый Альфред Хуггенбергер, чьи брови нависали над носом, а короткие, черные как смоль волосы на широкой и толстокожей шее незаметно сливались с растительностью спины, положил на газету свои могучие руки и протянул к стеклянной кружке мозолистые ладони. Хуггенбергер был охотником, а заодно разводил овец и свиней на отцовском подворье, которое ему вскоре предстояло перенять. Подворье располагалось немного за деревней, на ровной местности. Называлось оно Хаммершванд, и неподалеку от него находился стрелковый клуб. Там Хуггенбергера нередко видели в красно-сине-белой шапочке Швейцарского кредитного общества.
За столом собрались знакомые ему лица — все, кроме двоих, фермеры, живущие в Лауэнене, неприметном поселении, маленьком и отдаленном, затерянном среди Лауэнентальской долины на юге Бернского Оберланда. На исходе зимы, когда на поле делать было нечего, а в хлеву занятий было не больше, чем летом, эта компания просиживала то полчасика, а то и битый час в хорошо отапливаемой пивной «Тунгельхорн», в самом центре деревни.
Догоравшие закатные лучи косо заглядывали в большие окна, ложились на зеленые обои и темно-коричневые деревянные панели. Там висели картины с широкоплечими, кружащими среди опилок крестьянами и изображения призовых дойных коров. Над столом возвышалась голова крупной серны, под которой красовалась табличка с именем Альфреда Хуггенбергера. Преисполненный гордости Хуггенбергер собственноручно прикрутил голову к стене. Но под серной сидел не он, а Альбрехт Феннлер. Феннлер — вдумчивый садовод, меткий стрелок и опытный охотник, который, хотя и был осведомлен о предписанных законом ограничениях, каждой весной самостоятельно прикидывал количество зверей, подлежащих уничтожению из его ружья осенью. Он был уже не молод, страдал ревматизмом бедер и в трудную минуту жаловался на то, как плохо продаются овощи у ворот его двора в Нижнем Луимосе. Жилистый рыжеволосый Феннлер носил восхитительно импозантные усы, из-за которых с ним то и дело порывались фотографироваться туристы, на что Феннлер неизменно отвечал строгим отказом.
Между Альфредом Хуггенбергером и Альбрехтом Феннлером сидел Макс Пульвер — тщедушнее и скромнее Хуггенбергера, но все равно здоровенный детина. Разраставшуюся лысину он неизменно прятал под желто-зеленой кепкой. Поскольку двор его, располагавшийся у въезда в деревню, между церковью и Сельскохозяйственным товариществом, больших доходов не приносил, Пульвер подрабатывал служителем в церкви и кладовщиком в товариществе.
По другую сторону стола сидел общинный секретарь Самуэль Таннер, который со дня конфирмации носил не только отча янно косой пробор, но и безвременные ботинки «Мефисто». По окончании учебы он счел вменяемую ему обязанность неразглашения данных излишней и вне зависимости от часов работы общинного секретариата был в Лауэнене главным источником информации. Знал он и вещи, имевшие мало, а то и никакого касательства к его службе. Например, что новая продавщица деревенского магазина не только умеет резать сыр на глазок с точностью до грамма — слух об этом прокатился и без Таннера, — но и что на ее нежном плече вытатуирован Дельфинчик. Или что недавно обосновавшийся у озера и открывший гостиницу Райнер Вакернагель не только намеревался подать заявку на строительство, но и обеспечивал двух внебрачных детей.
Вот уже сорок два года Таннер работал секретарем в общинной конторе, из-за недостаточного финансирования располагавшейся на пропахших выхлопными газами задворках автомастерской Ойгена Хехлера. Однако ни угрюмому Хехлеру, ни выхлопным газам так и не удалось сбить Таннера с толку за все это время — он был крепким стариком и недоумевал, почему через три года его собираются отправлять на пенсию. В ближайшем будущем он планировал опубликовать деревенскую хронику, и потому уже давно интересовался всем, что в той или иной форме могло найти там свое отражение.