Рысь
Шрифт:
Штальдер опять взглянул на часы, осветив их фонариком. Лен еще раз отметил, как быстро двигаются у Штальдера глаза. Геллерт не проронил ни слова, но подавил непроизвольный зевок.
Сам Лен тихонько напевал про себя старомодный джазовый гимн.
Штальдер включил фонарик и посмотрел на часы.
— Пора! — ослепил он лучом Геллерта и Лена.
— Овчинку не забудь, — напомнил Геллерт. Штальдер достал из багажника овечью шкуру. Когда они направились к рыси, та уже не представляла никакой опасности. Транквилизатор подействовал.
Подойдя к рыси,
Беньямин Геллерт — здоровенный детина двадцати девяти лет, как правило, плохо выбритый, но добродушно настроенный — получше укрепил утопающий в черной шевелюре фонарик и принялся осматривать рысь, отогревая руки в карманах. Потом осторожно подсунул руки под животное и отнес рысь вверх по склону к дороге. Прежде чем он успел положить ее на землю, Штальдер уже подоспел с овчиной, чтобы рысь не простудилась во время сна. Геллерт положил рысь на овчину, Штальдер разжал ей челюсти и раскрыл пасть. Клыки, язык — все было в крови.
— Не самое приятное зрелище, — констатировал Штальдер. — Наверно, сильно вгрызалась в проволоку.
Ник Штальдер, которому уже перевалило за тридцать, тоже умел прятать добродушие под мрачной маской. Он ловко поднялся, надвинув фонарик на лоб.
Геллерт склонился над зверем, засунул палец в пасть и отковырнул что-то из уже застывшей, перемешавшейся с землей крови.
— Выглядит ужасно, — непроизвольно вымолвил Лен, ожидавший увидеть чистую пасть со сверкавшими клыками и глянцевыми деснами.
— Ничего, заживет, — отозвался Геллерт.
Если не считать пасти, распластанный перед ним зверь, показался Лену чрезвычайно красивым. Лен впервые видел рысь с такого близкого расстояния. Когда Штальдер и Геллерт пошли к машинам, Лен присел на корточки перед рысью — медленно и осторожно, почти задумчиво, словно перед маленьким алтарем. Поношенная гортексовская куртка, одолженная ему Геллертом, была великовата и доходила почти до колен. Перчатки, тонкие и свалявшиеся, похожие на те, что используют лыжники, одолжил Штальдер. «Можешь не отдавать», — сказал он. Тяжелые горные ботинки принадлежали проекту, летом ему придется вернуть их вместе с курткой.
Нагнувшись, Лен убрал с лица длинную растаманскую косичку в палец толщиной, снял перчатки и погладил теплую, мягкую шкуру. Он был под впечатлением, не мог отвести глаз, дотронулся до кисточек, этих маленьких жестких волосиков на ушах, до усов — подальше от пасти: искусственный сон особого доверия не внушал.
Штальдер и Геллерт опустились перед рысью, быстро и умело разложили на краю овчины пластиковый контейнер, нож, рулетку, ножницы, резинки, пипетки, шприцы, бумаги и конверты. Лену очень хотелось спросить их, линяет ли рысь с переменой времени года. Но читавшаяся в их лицах серьезность и та поспешность, с которой двигались их руки, ясно давали понять, что сейчас не время для разговоров. К тому же, он догадывался, что ему не пришлось бы задавать многих вопросов, не поленись он прочитать подборку материалов о рысях, которую Геллерт дал ему на прошлой неделе.
— Кожа да кости, — промолвил
Геллерт наклонился вперед:
— Да. Жалко косульку. Ее бы еще хватило на несколько порций.
Лен не понимал, почему косуля, которую рысь задрала только прошлой ночью, уже не годилась в пишу.
Штальдер взял глазные капли и приоткрыл животному веки.
— И долго рысь будет спать? — поинтересовался Лен.
В сравнении с двумя парами быстро работающих рук зоологов, его покоящиеся на коленях конечности казались ему совершенно никчемными.
— Сорок пять минут, — не оглядываясь ответил Штальдер. Верхнее веко он придерживал указательным пальцем. Крупная капля отделилась от пипетки и упала на безжизненный глаз, который Штальдер, переходя ко второму, осторожно закрыл — а после заботливо прикрыл оба глаза повязкой. Геллерт пробормотал что-то про ошейники. Не обратив на это никакого внимания, Штальдер набрал в шприц красноватой жидкости из ампулы в вакуумной упаковке.
— Нужно добавить снотворного? — неуверенно спросил Лен.
Он ведь ему вчера объяснял, походя отозвался Штальдер, поднял сверкнувшую в свете фонарика иглу и, прыснув небольшим фонтанчиком, не самым приятным образом воткнул ее рыси в бедро, после чего просушил ваткой место укола.
Лен непонимающе глядел перед собой.
— Мы берем кровь, — пояснил Штальдер. — Для генетического анализа, а уколом я расслабляю напряженную мускулатуру. Остальные вопросы потом.
Нам нужно успеть сделать все, пока она не проснулась.
— Да, — отозвался Лен, словно признавая собственную нерасторопность, и продолжил смотреть, как другие работали.
Спустя некоторое время Штальдер повернулся к Лену, осветив ему лицо так, что сам он прекрасно видел Лена, а Лен его — нет, и протянул ему какую-то бумагу.
— Бланк поимки, — небрежно бросил Штальдер.
Лену пришлось писать под диктовку.
Штальдер и Геллерт взяли у рыси кровь, срезали клочок шерсти, потом долгое время напрасно искали вшей, измерили длину спины, плеч, передних и задних лап, хвоста, кисточек, изогнутых когтей, окровавленных зубов, и отдельно — мощного, саблевидного клыка. Наконец, они взвесили овчину с рысью на пружинных весах. Со своими 17,1 килограмма эта рысь относилась к категории легковесов. Лен занес все данные в бланк, довольный тем, что хоть как-то пригодился. Ему было холодно, он устал. Лену казалось, что цифры, которые надиктовывал ему Штальдер, не имели к лежащему перед ним зверю никакого отношения. В последней пустой строке он поставил дату: «10 марта 2000 года» — и протянул бланк Штальдеру. Тот молча принял его.
Геллерт надел на рысь ошейник с передатчиком и измерил охват шеи. Это был черный ошейник в два пальца шириной с небольшой, косо выглядывающей антенной. Чтобы можно было потом отслеживать перемещения рыси.
— Хватит и маленького ошейника, — пробормотал Геллерт и принялся отрезать перочинным ножиком лишний хвостик.
Вязкий пластик оказался неподатливым и резался с трудом. Штальдер подгонял коллегу, говоря, что рысь скоро проснется. В ответ Геллерт предложил ему проверить частоту. Ошейник был настроен на канал 53,7.