Рюрик
Шрифт:
Рюрик понял, что стыдно прятать от жреца беспокойство, которое его давно гложет, и, не оттягивая своего признания, тихо проговорил:
— Я сегодня опять видел, как самозабвенно и искренне молилась Руцина своему новому богу.
Бэрин встрепенулся: «Ах, вот ты с чем!» — но не прервал князя, а дал ему высказаться. Он кивнул Рюрику, и тот грустно продолжил:
— В который раз я вижу в ней эту отрешенность от себя и от всего земного во время молитвы! А ведь я знаю Руцину двадцать лет! И она всегда была сама жизнь, страсть, пламень сердца, — растерянно говорил князь, с болью глядя на жреца. — А сейчас в ней помимо любви к Дагару еще и любовь к Христу! — удивленно воскликнул
Бэрин вздохнул. Он понял все, но… как сказать это все ему, безнадежно хворому князю? Жрец посмотрел на Рюрика исподлобья и мрачно проговорил:
— Ты… сам не веришь уже так сильно в Святовита, как прежде, потому и не понимаешь веры Руцины в Христа.
Рюрик вскочил. Сбросил меховое покрывало с ног и хрипло закричал:
— Ты… сошел с ума! Да как тебе пришла в голову такая ядовитая дума! Это Святовит мне дал Эфанду, сына! Мои победы над германцами и норманнами все до единой благословил Святовит! — Он резко взмахивал рукой, как бы отмеряя тот или иной дар Святовита.
Бэрин молчал. Он упорно смотрел в глаза князя и ждал, когда тот скажет все. И… Рюрик понял, какого откровения ждет от него жрец. Он покраснел, отошел от Бэрина и, глядя на пламя в печи, угрюмо проговорил:
— Ну и что же, что я теперь так хвор? Святовит, видимо, за что-то отвернулся от меня… Не внемлет просьбам моим, — мрачно пробормотал он, не поворачиваясь к жрецу.
Бэрину стало жаль Рюрика. Он с глубокой нежностью и болью смотрел на его спину. Сколько времени проводил он в молитвах, прося у Святовита здоровья для этого ратного князя! Но не помогло ни волхвованье, ни заговоры, не помогли все тайные знания, накопленные целыми поколениями друидов солнца. И он — главный жрец племени рарогов-русичей — сам усомнился во всесилии своего небесного покровителя. Он усомнился в Святовите! Но это он может поведать только себе и то — молча. А как быть с князем, выращенным на вере в Святовита? И как можно самому жрецу сознаться при князе в крахе своей веры?! Какой же он тогда друид солнца?! Бэрин смотрел на сгорбленную спину князя и с ужасом думал, что на сей раз не найдет в себе сил для поддержания духа Рюрика, да и не только Рюрика: кто бы помог поддержать в нем самом этот дух! Ушли куда-то те слова, которые раньше пробуждали в людях его племени силу, ратный дух. Исчезло куда-то то умение, которое приводило в трепет всю его душу, когда он творил молитву для воинов. Вот теперь сын конунга Белы так нуждается хоть в каком-нибудь его мудром слове, а слов нет… нет!
Бэрин вдруг со страхом подумал, что назвал Рюрика именем отца, взрастившего князя, а ведь он знал, что истинный отец Рюрика — Гостомысл.
«Так вот в чем дело, — догадался жрец. и слегка обрадовался: он понял причину ослабления их духа. — Так вот почему они так слабы здесь, в земле ильменских словен! Они здесь чужаки… Да, нельзя было покидать горящую под ногами землю, — хмуро думал Бэрин, надо было превратиться в пепел вместе со своими жилищами либо всем погибнуть от руки германцев, но на своей земле!»
Жрец низко склонил голову и вспомнил, что именно он сам посоветовал Рюрику объединить родственные племена, и долгожданное слияние вроде бы уже началось (ведь никто сейчас уже не молвит против них, варягов, ничего дурного), но где же взять то, что так нужно всем, — сильный дух рарогов-русичей? Ведь и хворь Рюрика появилась тогда, когда пропала сила его духа! «Сила духа, сила духа, сила духа, — бормотал про себя жрец, терзаясь думой: что же сделать, чтоб у его князя появилась эта волшебная, чудодейственная сила? — А может, действительно надо поверить в нового бога? Ведь пишут же историки об Акиле
Молчание затянулось, и вдруг жрец, почти не веря своим ушам, услышал от Рюрика просьбу, высказанную им робко, как-то виновато:
— Поведай мне что-нибудь… об этом… Христе! — Бэрин увидел, что князь слегка выпрямил спину, но поза его оставалась все еще настороженной. Жрец и не огорчился, и не обрадовался. Он знал, что Рюрик сам много знает о Христе, о иудейском любомудрии, но когда-то был отчаянно непримирим как с тем, так и с другим. Так что же его заинтересовало в них сейчас?..
— А… чего ты, Рюрик, не понимаешь в Христе и его учении? — тихо и смиренно спросил жрец.
Рюрик отошел от печки и медленно повернулся к друиду солнца. Сколько тепла и сочувствия услышал он в этом вопросе!
— Его единовременное сосуществование: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой! — тихо ответил Рюрик, с благодарностью глядя на жреца.
— Да, это — самое тяжелое, что требует от своих верующих христианство! Понять это, наверное, никому не дано, — хмуро, но искренне сказал Бэрин. Рюрик недоуменно пожал плечами, и верховный жрец, как бы отвечая на его движение, пояснил: — Христианские миссионеры предлагают своим ученикам это обстоятельство принять на веру — и все! Понимаешь ты или не понимаешь, но надо поверить сразу в то, что Бог — и Отец, и Сын, и Дух Святой! — спокойно и почти с проникновением в веру этого сверхъестественного чуда проговорил жрец, испытующе глядя в глаза Рюрику.
Князь еще раз пожал плечами, покачал в сомнении головой и, не пряча своего смятения, откровенно сознался:
— Но… когда я чего-то не понимаю, я не принимаю и… не верю.
Он не чеканил слова, а говорил растерянно и тихо. Нерешительность — вот та тайная его немочь, та петля, которая душила в Рюрике и силу духа, и силу разума, и силу любви, без чего немыслима дальнейшая жизнь. Нерешительность мешала оставить привычных богов, которые столько лет помогали ему побеждать врага, а сейчас почему-то не внемлют князю рарогов-русичей. Нерешительность не позволяла ему понять древний завет друидов: «Не держи возле себя тех богов, которые однажды помогли тебе! Дай им свободу и сам иди дальше!..» Дальше? Что значит «идти дальше»? Может, вообще попробовать жить без силы богов?.. Бэрин как-то это уже отведал… Говорит, погряз в убожестве и нищете… Значит, надо идти дальше… к вере в Христа? Вся Европа и Византия уже не первое столетие исповедуют эту веру… Веру в Бога любви к людям…
Рюрик даже мысленно и то произнес эти слова особо многозначительно, по частям, но затем сомнительно покачал головой.
— Какая уж тут любовь к людям, когда мы лето не можем прожить без войны с соседними племенами! — Рюрик горько усмехнулся, но через мгновение сознался самому себе, что христианские государства все-таки не воюют друг с другом… Неужели так сильна эта мудрость любви к людям, что ею могут всерьез руководствоваться христианские государства? Рюрик смотрел на своего верховного жреца и не решался заговорить с ним о самом главном.
Бэрин любил князя всей душой и, казалось, знал его хорошо, но даже он не предполагал, сколь разрушительной окажется для духа и для тела князя его внутренняя борьба с самим собой. Уже давно, но так медленно рушится у князя вера в Святовита, а к Христу не пускают невозможность понять слабым человеческим разумом новые откровения и сопротивление души, не желающей, не могущей допустить мысль об отречении-предательстве с детства усвоенных канонов. «Разве в такой момент может выздороветь тело?» — со страшной, безысходной тоской и болью в сердце подумал Бэрин и едва сдержался от слез, глядя на опустошенного и поникшего Рюрика.