Рюрик
Шрифт:
Рюрик вдруг вспомнил ответ отца на свой вопрос:. «Кого из богов надо выше всех почитать?» — и свое потрясение отцовским заветом: «…Я бы очень хотел крикнуть тебе, сын, звонко и убедительно: „Почитай Перуна и Святовита“, — но не могу забыть совет деда Бэрина:. „Не держи возле себя того бога, который уже однажды помог тебе…“ Что же до богов, сын, общайся почаще со жрецами, они ведают их тайны. А жизнь, как и боги, улыбается только смелым!..» — «Что ж, время, время и только время должно смирить душу, — хмуро думал Рюрик и успокаивал себя одной мыслью: — Придет час, и все увидят, кто есть кто».
Дружинники
Но вот настала осень, и дружинникам-рарогам впервые добросовестно выделили долю урожая. Счастливые и неуверенные, веселые и грустные варяги разносили в льняных холщовых мешках зерно по домам, и каждый про себя признал мудрость своего князя: сила-то силой, а добро — добром!
А Рюрик решил в конце месяца серпеня побывать у Олафа с Унжей в Полоцке да у Триара в Изборске и поведать им свою печаль о Сигуре…
…Унжа плакала. Вдова Верцина так любила весь род Соколов-рарогов, что не могла представить себе смерть кого-то из них. А потеря такого умницы, как Сигур, потрясла ее и напугала. Олаф горячился. Проклинал Гостомысла, разъединившего рарогов, и учуял хитрый расчет Вадима Храброго. Осудил Рюрика за медлительность и осторожность.
Рюрик терпеливо снес несказанный гнев брата своей любимой жены и молчаливые слезы вдовы, затем просил, умолял и наконец наказал не впускать обиду глубоко, хоть и большое постигло всех горе; самим — сторониться всяких ссор и, самое главное, себя беречь…
…Сорокалетний Триар, высокий, светловолосый, ясноглазый и подвижный, в традиционно красной рарожской одежде, быстро ходил по узкой длинной гридне и кричал:
— Так им нужна машина! Пусть сделают ее сами! В ней вся моя сила, хитрость, ловкость! Нет, я им не стану показывать ее умение и действие! Пусть сами! Да-да, сами попробуют ее сделать! Я двадцать лет ломал голову над ней, с тех пор как увидел ее у греков! А греки, сам знаешь, как выдают свои боевые секреты! Ты же понимаешь, что я без машины — ничто! Ты — князь, полководец, тебе можно быть и добрым порой, а мне нельзя! Я только раб своей машины! — с горечью сознался он и тут же тихо, но упрямо заявил: — Нет! Нет! Нет! Я не выдам им секрет ее действия! Да они и не станут бить поклоны за нее! — вдруг мрачно заметил он и с ужасом в глазах добавил: — Убьют, как Сигура, и все!
Рюрик, сидевший сгорбленным, вздрогнул.
— Опомнись, Триар! — прошептал он. — Решиться на… — Он запнулся на словах «твое убийство», но брат понял его и кивнул головой: «Продолжай».
Рюрик вобрал голову в плечи и глухо произнес:
— Я не знаю, это же заговор какой-то… Против него надо осторожно идти!
— Как? — вскричал Триар и уставился на Рюрика. Но князь и сам не знал, как надо действовать. Он так и не встретился с Гостомыслом для разговора об убийстве Сигура: новгородский посадник куда-то уехал за день до приезда князя русичей, хотя и знал, что гости будут.
Рюрик пошел было к новгородскому князю, но тот неожиданно уплыл куда-то с торгом. Неделю томился в ожидании предводитель ладожской дружины в маленьком туманном бревенчатом Новгороде, простудился там, проводя ночи у костра под открытым небом, да так ни с чем и вернулся. Понял: пока он ничего не добьется.
Выслушав и поняв брата, он сказал только одно:
— Будь осторожен! Ведь мы в чужой земле!
— И осторожность вряд ли поможет! — удрученно ответил Триар, словно ведая свой конец…
Это была их последняя встреча. А в начале осени, разукрасившей все вокруг пестрыми красками, дозорные с Ладожской пристани прибыли к Рюрику и угрюмо доложили:
— В Изборске убит Триар. Кривичи и словене безмолвствуют.
У Рюрика ноги подкосились. Он опустился на ступеньки крыльца и низко склонил голову.
Дворовые разбежались по углам, шепча новую грозную весть.
Дозорные молча ждали указаний.
— Приготовьте двадцать ладей, — тихо приказал Рюрик, не поднимаясь с крыльца. — На рассвете отплываем…
Весь путь из Ладоги до Изборска был водным: если плыть вниз по Волхову, а затем войти в озеро Нева, круто взять влево и плыть до могущественной реки Невы, преодолеть ее, а потом, войдя в Варяжское море, держаться его южного побережья, найти исток реки Нарвы и по ней-добираться до Чудского озера, а его пересечь с севера на юг, то можно добраться до Изборска, вернее — до его пристани. Сам Изборск находится далеко от берега, пиратам и торговцам с воды до него не достать. Конным людям или пешим, терпеливым он — под силу.
За восемь дней преодолел Рюрик весь путь до Изборска. Все это время был молчалив, угрюм и дум своих никому не выдавал…
Взломав ворота двора Триарова дома, он увидел ту же страшную картину, что и в Белоозере: Триар был заколот мечом прямо возле изуродованной машины…
Совершив захоронение по всем обычаям своего племени, Рюрик собрал остатки недовольной разноязыкой Триаровой дружины и предложил ей влиться в свою.
— Нас уже много в Ладоге, — хмуро объявил он. — Соединим свои силы и устрашим врагов своих. Пути назад нет! — жестко закончил он.
Ратники хмуро обдумали его предложение и склонили головы в знак согласия: пути назад действительно нет. Вывели свои ладьи из затона, погрузились, предварительно предав огню дома свои, и — в путь, в Ладогу, начинать новую жизнь.
Укрепление
На сей раз Рюрик не поехал в Новгород объясняться с союзными правителями. Он собрал дружину во дворе своего дома и, стоя на высоком крыльце, решительно объявил ей свою волю:
— Хватит! Год терпел! Думу лелеял добрую: не посмеют, мол, убить второго брата. Посмели! Они все смеют! — со злой иронией крикнул Рюрик и, окинув горячим взором войско, заявил: — И я смею! Отныне живем сами собой! Сами себя обеспечиваем! Эту крепость расширим! Пусть только попробуют учинить нам спрос! — гневно крикнул он и ударил ладонью по перилу крыльца. Князь стоял среди друзей-военачальников, высоко подняв седовласую голову, и пытался внушить свою злую волю соплеменникам. Рядом с князем, по правую руку, в обрядовой одежде жреца стоял Бэрин. Злость и возмущение ратников-рарогов были ему близки и понятны. Всеми силами он стремился помочь сородичам выстоять в столь неравной борьбе и победить. Он внимал князю, а в душе его уже рождались молитвы, которые непременно он будет читать всем русичам.