Рюрикович 3
Шрифт:
— Ну что же, этого тоже достаточно, — задумчиво кивнул я в ответ. — Ладно, господа, валите подобру-поздорову и лучше всего найдите другой род деятельности, а то не дай Бог снова придется встретиться — на другой раз я могу быть не таким добрым.
— Да если бы всем попадался такой господин, как у Ермака, разве бы мы не нашли другую работу, — хмыкнул бородач. — Но всего хорошего, добрый господин. Мы это… благодарочку держим за вашу милость.
— Уши можете забрать, — кивнул я на лежащие на асфальте куски плоти. — Покажете своим друзьям,
Крепыш собрал разлетевшиеся уши в носовой платок. Держа на расстоянии, как вздувшийся пакет с забродившим молоком, он направился к машине. Остальные двинулись следом.
Я же вернулся к поместью и успел заметить, как колыхнулась занавеска на окне комнаты княжны Мамоновой.
Глава 14
Коломна, усадьба боярина Романова.
Павел Николаевич Дворжецкий ерзал на краешке дорогого кожаного кресла. Он осматривал кабинет пригласившего его Романова и невольно сравнивал со своим.
Данила Николаевич специально не стал шагать в моду со временем. Все эти вычурные столы на тонких ножках, линолеумные плитки под паркет, тощие шкафы у стен, в которые удобно класть только карандаши — всё это было не для него.
Боярин любил всё основательное, под старину. Поэтому пол в кабинете выложен деревянными досками, тщательно отшлифованными и покрытыми несколькими слоями лака. По стенам развешаны красочные картины с изображением сцен охоты и битв. Вдоль стен возвышались массивные шкафы из красного дерева, украшенные резьбой и инкрустированные перламутром и драгоценными камнями.
Но всё же мода не могла миновать и это убежище консерватизма. Среди гобеленов чернел большой прямоугольник телевизора, а на мощном столе возвышался тонкий моноблок. И пусть над всем этим добром висела здоровенная люстра, доставшаяся господину Романову от его древнего предка из первого открытого кабака, но Дворжецкий видел, что над ободом колеса телеги горели вовсе не свечи, а электрические лампы, пусть и изображающие неровный свет свечей.
Вроде бы и старина, но всё-таки модернизированная!
Сам хозяин был под стать кабинету, с окладистой бородой, но в дорогом новомодном костюме. Дворжецкий знал это потому, что сам недавно рассматривал подобный костюм в синюю полоску. Даже успел порадоваться, что не послушался своего портного, который уверял, что это последний писк моды. Сидели бы сейчас в кабинете двое в одинаковых костюмах…
Выматывающая душу тишина, которая изредка прерывалась щелканьем клавиатуры Романова, была своего рода указанием на положение Дворжецкого. Он хоть и князь, но сейчас его положение ниже, чем у приближенного к царю боярина, главы Земского собора. Поэтому он и должен сидеть и ждать, пока Великий Романов отвлечётся от дел насущных.
Павел Николаевич понимал это и терпеливо ждал. Будь он на месте Романова — поступил бы точно также.
Наконец, Данила Николаевич оторвал глаза
— Павел Николаевич, благодарю вас за ожидание. Дела, понимаете ли… — степенно проговорил Романов.
Павел Николаевич понимал. Даже будь на экране игра «Косынка» — это всё равно дела боярские, важные, не терпящие отлагательств…
— Да что вы, Данила Николаевич, пустое, — отмахнулся Дворжецкий. — Я тут на ваши картины любовался. Ох и здорово же написаны — прямо вот-вот сорвутся с полотна и ринутся в бой!
— Ваша правда, умели рисовать художники раньше! — благосклонно кивнул Романов, показывая, что лесть принята. — Не то, что сейчас — намалюют задницей и выдают за шедевр. А то и вовсе плеснут краски на холст, да и ходят с важным видом, треплют о том, что хотели этим сказать. А мне ведь насрать, что они хотели этим сказать! Кого волнует их мнение? Вот если создал произведение искусства, то его в любом возрасте оценят, будут восхищаться. А если просто плеснул красок, а потом болтаешь, что ты имел в виду… Так это не искусство живописи, а искусство болтологии!
— Верно-верно, вот когда своё произведение выпестуешь, выстрадаешь, будешь им сам любоваться, тогда и людям будет на него приятно посмотреть, — кивнул Дворжецкий, принимая линию разговора. — А вот тяп-ляп соорудил, а потом оторвал и выбросил, то это не произведение, получается, а черти что! Подобное только для уничтожения и сгодится!
— Такое только в Бездну, — многозначительно произнес Романов.
— И то не факт. Может она им и побрезгует! Придется людей просить, чтобы те помогли человечеству обойтись без этакой пакости!
— Эх, Павел Николаевич, если бы так просто было избавить мир от пакости… — показно вздохнул Романов. — Тогда бы и жить было проще, да и вообще — дышалось бы лучше! Но увы, не все люди могут с такой оказией справиться. Люди же несовершенны…
— То есть… — замялся князь Дворжецкий.
— То есть не всегда выходит затея сделать мир лучше, — рубанул боярин, было заметно, что ему надоели игрища в метафоры и аллюзии. — Те трое, кто смог вернуться, принесли обрубки своих… кхм… коллег. В общем, порой художник оказывается сильнее хулителей.
Дворжецкий побледнел. Девять человек не смогли справиться с одним… Девять отмороженных наемников из числа Ночных Ножей. И ведь заплачено было немало!
— Но как же так? — спросил Дворжецкий.
— А вот так. Царевич вовсе не пацаном глупым оказался. Что-то или кто-то его охранил от шестерых нападавших. Раскидал их другак, словно бульдог слепых щенят. Они даже пикнуть не успели.
— Но… что же делать, Данила Николаевич? Нельзя же просто так оставить пролитую княжескую кровь! Мой сын никак в себя прийти не может. Уже и докторов вызвал с заграницы, а их сейчас ой как непросто в Россию заманить.