Рюрикович 3
Шрифт:
— Ну… — смутился Годунов, а после с вызовом взглянул в ответ. — А если бы и да? Что в этом такого?
— А как же госпожа Карамзина? Или прошла любовь, завяли помидоры?
— Нет, не завяли, но… Если с ней не получается, то почему бы не попытаться с госпожой Мамоновой? Или вы против?
Я пожал плечами в ответ. Мы зашли в училище, раскланялись со знакомыми с потока. Пять человек о чем-то переговаривались, а при нашем приближении замолчали. Да, кивнуть кивнули, но вот то, что проводили нас взглядами… Это не могло
Возвращаться и спрашивать о причине столь пристального внимания было бы неэтичным. Всё равно, что хулигану на улице спросить прохожего: «Хули зыришь?» Поэтому я просто взял на заметку эти взгляды, чтобы при случае постараться узнать о них побольше.
Да, я стал слишком мнительным! Но если бы кого-то другого пытались убить так часто, то тот бы не только стал мнительным, а и вовсе превратился в параноика! Мои же нервы позволяют пока оставаться в твердом уме и ясной памяти.
— Ну, так если вы не против, тогда я и попытаться смогу, — всё не унимался Годунов.
— Да пытайся, но только помни, что ещё и Ермак тоже будет не против скрасить одиночество княжны, — улыбнулся я.
— Ермак? Этот неотесанный мужлан? Куда ему тягаться с человеком из высшего света, — тут же выпятил грудь вперёд Годунов.
— Кхм, не хочу вас обламывать, дражайшее существо из высшего света, но придется напомнить, что ваша покровительница пропала без вести, — кашлянул я. — А кто вы без неё?
— Жилец, лекарь и дворянин! — всё никак не сдувался Годунов.
— И у этих троих людей в одном флаконе даже нет возможности оплатить за обучение, — напомнил я.
— Да при чем тут это, — досадливо отмахнулся Годунов. — Тут же главное — чувства!
— А чувства как у простолюдина, так и у дворянина — одинаковы! Та же любовь, та же печаль. Просто у дворянина есть больше возможности выражать эти чувства витиевато и с художественными изысками, потому что ему эту возможность дарит простолюдин своей тяжелой работой. И об этом никогда не стоит забывать.
— Что вы имеете в виду, царевич? Что человек с земли может испытывать те же чувства, что и высшее сословие? — поднял брови Годунов. — Эта чернь?
— Эта, как ты выражаешься, «чернь» — основа нашего государства, — жестко оборвал его я. — И знаешь… Без высшего сословия простолюдины как-нибудь выкарабкаются, а вот мы без них… Вот представь — попал ты на необитаемый остров и изо всех предметов у тебя только трусы. Что будешь делать?
— Сяду на берегу и буду ждать проходящий мимо корабль. Потом подам сигнал, зажгу на берегу костёр и спасусь. Делов-то, — самоуверенно хмыкнул Борис.
— Да? А если никакого корабля мимо не будет проходить долгое время? Тогда как? — спросил я едко.
— Тогда… тогда… помру, наверное, с голоду, — опустил голову Борис. — Или от жажды, если бы не нашел рядом пресной воды.
— Вот, а простолюдин сразу
Годунов почесал голову, а потом улыбнулся:
— Но всё равно смерть придет за обоими. И за мной, и за простолюдином! Тут уж что кому отмеряно судьбой!
Я улыбнулся в ответ. Рассказать бы ему про судьбу и про то, что мы делаем её сами. Про существ, которые обитают в космосе и ведут извечную борьбу за существование…
Но нет, пока не надо. Может быть когда-нибудь… Но точно не сейчас. Ещё не пришло время.
А мы как раз приблизились к аудитории «Предсказаний и пророчеств». Другие жильцы из нашей группы столпились возле плачущей госпожи Бесстужевой, которую в это время утешала её подруга.
— Не плачь, не плачь, найдётся твоё колье, — говорила Карамзина. — Может быть, куда-нибудь подевалось при уборке…
— Да куда оно могло подеваться? — всхлипнула Бесстужева. — Я уже всё обыскала. Везде заглянула.
— Может, горничная слямзила? А что? От этих засранок можно чего угодно ожидать, — проговорил Романов. — Пороть надо это отребье, чтобы неповадно было даже мысли о подобном допускать. Только пороть и никак иначе!
Я показал взглядом Годунову на Романова, мол, никого не напоминает? Годунов же просто сочувственно покивал. М-да, непрошибаемые ребята. Дети своих отцов…
— Я тоже думаю, что если холопов не пороть, то они слушаться перестанут. Вот у нас слуги ходят, как шелковые! Знают, чертово племя, что если что не так, то сразу в хлебало получат! — хвастливо заявил Бельский.
Большая часть моих однокурсников заулыбалась. Другие просто скривили губы, словно показывая своё согласие.
— Не буду же я Машу би-бить, — всхлипнула Екатерина Семёновна. — Это вы-выше моих сил!
— Зачем же вы тогда обучаетесь, Екатерина Семёновна? — холодно заметил Шуйский. — Если вы не будете бить своих, то вас и чужие бояться не будут!
— Но она у меня старенькая, и та-такая заботливая-а-а, — проревела Бесстужева. — Нет, это точно не она.
— А как давно пропало колье? — заинтересованно спросил Курбский.
— Я его видела неделю назад, а вчера… По-полезла достать сережки, открыла футляр, а там… пусто-о-о. Меня папенька за это колье убьёт! Это же память от матушки, я вообще не должна была его бра-а-ать…
— Екатерина Семёновна, — подал я голос. — А кто у вас в гостях за эту неделю был?
— Кроме того, кто спрашивает? — с ехидцей спросил Романов.
— У вас какие-то вопросы ко мне есть, Иван Петрович? — развернулся к нему всем корпусом.
Постарался, чтобы это выглядело мощно и внушительно.