Рыжая Соня и Владыка падших
Шрифт:
— Как тебя зовут? — спросила Альрика.
— Лума,— ответила она, оборачиваясь в дверях.— А вас?
— Иди, Лума. Не велено, сама знаешь,— поторопил ее стоявший в коридоре стражник.
— Не будь злюкой, Имар,— игриво улыбнулась послушница,— а то оставлю без сладкого.
Судя по тому, что он больше не стал говорить о правилах, шутливая угроза возымела действие.
— Так как вас зовут? — повторила она свой вопрос.
— Ее Соня,— мотнула головой бритунка,— а меня Альрика.
— Ага! — обрадовалась Лума.— Так это тебя вытряхнул из колокола Север?! — Соня вспыхнула, но достойно ответить не успела.—
— Лума,— робко напомнил о себе стражник,— если кто-нибудь увидит, как ты болтаешь, мне попадет.
— Ну, до завтра, девочки!
Лума тряхнула коротко стриженными каштановыми волосами и исчезла.
— Что она тут нам принесла? — Альрика вскочила и подбежала к столу.— Ага,— удовлетворенно кивнула она,— овощное рагу, фрукты,— перечисляла девушка, пока не дошла до высокого медного кувшина.— Вино...— Она понюхала.— М-м-м! Туранское красное! Все! Решено! Я остаюсь!
Соня не выдержала и рассмеялась. Альрика удивленно уставилась на нее, пытаясь понять, что же так развеселило подругу. Соня рассказала ей, как посмеялась над Хантореком, но бритунка быстро смекнула, что вряд ли дело на этом закончилось, и понемногу вытянула из Сони всю историю. Та и не заметила, как сама увлеклась, и они, смеясь и перебивая друг друга, быстро умяли ужин. Напоследок они выпили немного вина «за удачу», причем Альрика с явным удовольствием, а Соня поморщившись, и почувствовали, что хочется спать.
— Баиньки пора,— томно улыбнулась Альрика.
— Ты, я вижу, уже готова.— Соня встала, чтобы расправить постель.
Та неуверенно кивнула, сняла через голову балахон, со вздохом облегчения улеглась на чистые простыни и тут же заснула. Глядя на нее, Соня покачала головой: похоже, ее подруга вполне довольна тем, что с ней произошло.
Она задула две масляные лампы из трех и устроилась на кровати поудобнее. Сказывалась накопившаяся за последние дни усталость, хотелось спать, но крутившиеся в голове мысли мешали расслабиться.
Как-то все здесь выглядело странно. Логово зверопоклонников расположилось на самой границе Гипербореи — страны варварской и полудикой. В то же время оно представляло собой огромную укрепленную усадьбу с любовно выстроенными дворцами и обилием статуй, выполненных в вольном аргосском стиле. Стражи-нелюди в подземелье и нормальные люди (сдержанные, взбалмошные, молчаливые, общительные, отрешенные и похотливые — всякие) наверху. Не слишком ласковый приём поначалу («А что ты хотела?!»), но вполне приличная, хотя и небольшая, комната, мягкая постель, сносная еда теперь, когда согласились остаться. Правда, порядки тут не намного мягче тюремных, но это-то как раз и неудивительно, ведь послушниками становятся не по доброй воле.
И вот что интересно — зачем это все? Соня задумалась. За стеной послышались равномерные неторопливые шаги. Бедняги стражники: им, похоже, сегодня спать не придется вовсе. Соня вспомнила сквозь надвигавшуюся дремоту, как заигрывала с одним из них Лума, и поняла, что стражники — обычные живые люди, с нормальными человеческими слабостями. Впрочем, не все здесь такие. Север, например, невозмутимый богатырь с благородным лицом,
Матери-настоятельнице, судя по всему, вообще чуждо все, что близко и понятно обычным людям, но она умна, жестока и обладает полной властью в этом маленьком мирке. Пожалуй, эту женщину понапрасну дразнить не стоит.
Но есть у нее еще два врага, Ханторек и Халима, и оба не скрывают этого. Правда, ненависть отца-настоятеля она вызвала сама, но он не слишком тревожил Соню. Чутье подсказывало ей, что так или иначе она сумеет противостоять его козням. Гораздо опаснее молодая настоятельница. Теперь, после разговора с Хантореком, Соня поняла, за что ее невзлюбила гирканка. Нельзя сказать, что щадизарка боялась. Просто хорошо представляла, на что способна хитрая, мстительная женщина, обладающая к тому же немалой властью. Если она задумает отомстить, то Соне, пожалуй, придется не сладко. Впрочем, что будет, время покажет. Сейчас нужно как следует выспаться, а там — как получится.
Она сладко зевнула. Мысли ее путались, но, прежде чем заснуть, она успела еще раз подумать о бедняге, приговоренном до утра шагать под ее дверью.
Весь вечер Халима металась по своим покоям, как загнанная в угол волчица. Как красива проклятая рыжая воровка! Она поняла, что Ханторек для нее потерян навсегда, и вовсе не потому, что изменил ей. Скорее всего, этого еще не произошло, но и грядущей измены Халима простить не могла.
Ханторек жестоко поплатится за то, что решился бросить ее. А после того как она разделается с негодяем, настанет черед рыжеволосой шлюхи. Халима вдруг почувствовала, что ей сразу полегчало, словно только что задуманная месть уже свершилась. Она даже рассмеялась.
Девушка подошла к окну, за которым уже сгущались сумерки, и попыталась представить, какой она будет, ее месть, однако ничего в голову не приходило. Гирканка попыталась припомнить, что обычно делают в таких случаях. Яд, кинжал, стрела, веревка... Нет, все это не для нее. Они должны умирать долго и мучительно. Так, чтобы перед кончиной оба успели вспомнить всю свою жизнь до мелочей. Да! И все-таки чего-то не хватает... Она подошла к столу, налила вина и задумчиво пригубила его. Что же она упустила? Ну конечно! Как она могла забыть об этом?! Они должны знать, за что несут кару! Пусть воют от бессильной злобы, кусают себе локти, зная, что ничего уже изменить нельзя! Вот тогда ее месть будет сладкой!
Она залпом выпила вино и в возбуждении вновь заходила по комнате. Теперь новые мысли снедали ее —как?! Как это сделать? Убить человека несложно, но как избежать возмездия? Здесь ведь Логово, и просто так убить послушника не может никто. Разве что мать-настоятельница.
Халима снова задумалась. Возбуждение ее понемногу улеглось. Надо сказать, молодую настоятельницу нисколько не смущало, что она никогда не убивала прежде. Она тут же попыталась это представить. Взяла кинжал и подошла к зеркалу, словно собиралась зарезать собственное отражение. Как ни странно, ей даже понравилось, когда она вспорола воображаемой жертве живот, а потом чиркнула по горлу.