Рыжик
Шрифт:
– Хватайтесь?.. Держитесь?..
– заторопилась она с мыслительным процессом.
– А! "Чымайсе пэнзля"!
– Вот, вот...
– приободрился товарищ.
– Фух, напугал...
– Люда с облегчением заулыбалась и, как о чём-то общеизвестном, пояснила: - Да это из правил техники безопасности! Типа, при малярных работах, если чувствуешь, шо лестница начинает падать, то "чымайсе пэнзля", в смысле - хватайся за кисточку.
– Как - за кисточку?
– озадачился Лёша, которому такой метод страховки был явно в новинку.
–
– развела руками Люда.
– Юмористы...
– покачал он головой.
– Это ты так подрабатывала или на уроках труда учили?
И думал, что пошутил...
– Ну-у-у... в общем, да - трудовик рассказывал, - призналась Люда, с удовольствием пронаблюдав потрясённое выражение его мордашки. Дразнить товарища оказалось таким увлекательным занятием...
С минуту тот заворожено смотрел куда-то перед собой, а потом осторожно поинтересовался:
– А в какой школе ты училась?
"Ниндзя!" - хотела с достоинством ответить она, но не выдержала и "хрюкнула" в сторону.
– В средней, в средней, - отмахнулась Люда, когда перестала давиться смехом.
– Это местный фольклор такой. У нас польская школа через забор была, я там младшие классы заканчивала.
– Хм, а я-то всё думаю, чё ты так странно выражаешься! То курвиметр норовишь оторвать, то в писок дать...
"Один-один!.." - прокомментировал внутренний голос.
До Люды вдруг дошло, как её любимые словечки должны звучать для "незамутнённого" сознания и она не то что покраснела - засветилась, как фонарь в проявочной.
– И, между прочим, ничего тут неприличного нету!
– Ну да!..
– не очень поверил Лёшка.
– Да!! Одно... сам знаешь! А второе - всего лишь морду лица означает!
– О! Я опять не так понял?
– у товарища опять сделалась потерянная "морда лица", и весь Людын пар моментально сдулся.
– Не переживай, не ты первый такой, - успокоила она, чувствуя, как и у самой угроза "ядерного апокалипсиса" медленно схлынывает со щёк. Паразитский Лёшка сумел уже дважды вогнать её в краску, но - странное дело - было ничуть не обидно. Даже наоборот, сидеть и болтать о чём попало, почти интимно перешёптываясь в полутьме, было так... загадочно, что даже на откровенность потянуло: - Меня вообще в ПЕРВЫЙ же школьный день с ПЕРВОГО же урока выгнали. Представляешь?!
– Ого!
– восхитился Лёша, искренне ожидая продолжения. Пришлось продолжать...
– Просто, учительница объяснила нам, первоклашкам, как воспитанные дети должны входить в класс, если случилось опоздать...
– Люда всё ещё сомневалась, стоит ли такое рассказывать людям, не прошедшим её "школу".
– И-и-и... как?
Она вздохнула и призналась:
– ...Сначала вежливо "запукать до джви".
Лёшка на секунду словно окаменел, а потом не выдержал и фыркнул, склонившись и недоверчиво крутя головой.
– С ума сойти!..
– Вот, вот! А я с этими людьми три года училась, -
– Ой, да, представляю!..
– Не представляешь, - заверила Люда.
– На учёбу ходят с "тэчкой", хлеб покупают в "склепе". А порядок как любят! Обожают вытряхивать диваны от пыли...
– Ну, это ещё не преступление, - попробовал Лёшка проявить толерантность и веротерпимость.
– ...во дворе!
– безжалостно припечатала она.
– Бывало, прёт бабушка божий одуванчик свой диван по лестнице с пятого этажа. Ты ей: "Не тяжело, пани Гэля? Может пылесосом лучше?" А она тебе: "Да где бы я с этой гуделкой мучилась! Так привычнее..."
– Ого!
– от обрисованной картины Лёшкина толерантность дала трещину.
– К-как это?
– Нормально, - сжалилась Люда, - просто "дЫван" - это ковёр.
– А-а-а!..
– с трудом восстановил он, рухнувший было миропорядок.
– Да у нас весь двор говорил на таком русско-польско-украйонском, шо - гайка!
– понесло Люду.
– "Мама, я ещё поспацерую с ребятами!", "До холери, який варьят вкно розбив?!"...
– Стой-стой!
– Лёшка вдруг замахал руками, пытаясь остановить поток воспоминаний.
– Цо се стало?
– брякнула Люда, не успев перестроиться, но тот, кажется, прекрасно всё понял.
– Вот, насчёт - как у вас во дворе! Уже который день хочу спросить... Помнишь, ты выдала, когда тебе этот... кхм... курвиметр вручали?
"А не слишком ли ты хорошо, товарищ, помнишь, что и где я выдавала?" - насторожился внутренний голос, тем более Люда сама, хоть убей, не помнила, что такого сказанула.
– Шо, опять что-то неприличное?
– подозрительно прищурилась она.
– Теперь уж не знаю, - развёл руками Лёшка.
– Ну, хоть напомни...
– Вроде про курдов. Ты их за какие-то прегрешения придурками обозвала.
– Курдов?! Придурками?! За что?!! Может - турков?
– А тур...рок - за что?
– Действительно...
– Не-не - курдов. Это я хорошо запомнил. Ещё подумал... ну, неважно, но точно услышал, что курды приду... А, вспомнил! Не придурки - болваны, вот!
– Курды - болваны?..
– совсем озадачилась Люда.
И тут до неё дошло - "курдыбальонцы"!
– Гып!..
– втянула она воздух и, отвернувшись, попыталась удавиться со смеху так, чтобы не разбудить весь коллектив. Почти получилось. Лёша терпеливо подождал, пока она справится с попыткой суицида и виновато уточнил:
– Всё-таки неприлично...
– Да... нет...
– хрипло выдавила Люда, осторожно прокашлялась и, наконец, пояснила: - Это у нас дид Васыль - великий знаток польского, сам понимаешь - любил так выражаться. Его во дворе "Курдыбальонцем" и называли.