Рыжик

Мачальский Дмитрий Викторович

Лёшка прислушался к звучанию и подтвердил:

– Вот, вот - оно! А что это значит?

– Хм... не знаю, - почухала она затылок, с удивлением сообразив, что действительно никогда этим не интересовалась.
– "Бальонцы" - это, может, от "колёса", а что там делают "курды"?

– Слу-у-ушай! А дед этот ваш, часом, в войну не был артиллеристом? В польской армии?

– О! А ты откуда знаешь?

– Книжки читал...

– Про дида Васыля?!

Лёшка постучал пальцем по лбу.

– Про то, как наши пополняли польские части. Большинство поляков с армией Андерса ушли к англичанам, так что в Армию Людову брали

уже всех - дай боже, чтобы хоть язык понимали. Может ваш дед Василь считал, что так по-польски должна звучать команда "На колёса!".

– А таки может быть!
– честно восхитилась Люда.
– Никогда бы не догадалась...

– Ну, прям, не догадалась!..
– не поверили ей.
– "Четыре танкиста и собака"! Что, не смотрела?

– Пффф, смотрела... Читала! И, даже, в оригинале!
– гонорово задрала она нос и... неожиданно погрустнела.

В дворовой постановке "Четырёх танкистов" ей всегда, почему-то, доставалась роль собаки. Тогда это никого не смущало, не смотря на кобелиную принадлежность оригинала. Ей даже нравилось подгавкивать, поскуливать, преданно смотреть в глаза и старательно изображать внимание, когда бравые "танкисты" и их подружки что-то хотели от её "Шарика". Тем более (шёпотом говоря), когда ещё мог представиться случай побыть под рукой у красавчика "Янэка", в которого были влюблены половина девчонок их двора. И вдруг теперь, совсем некстати, подумалось: а ведь, по идее, она должна была быть Марусей! Но... каждый раз находилась более шустрая красавица. И где в жизни справедливость? Гррррр!..

– Да ты чё! Даже в оригинале?!..

"Ой..."

Вспомнив, что она не одна, Люда искоса зыркнула, не заметил ли кто её "драмы". Лёшка вроде бы на неё не смотрел, но вид при этом имел такой нарочито отвлечённый, что в это "сижу, никого не трогаю" не верилось ни капельки. И хотя он аж никак не мог узнать её интимных тайн (ну, не читает же товарищ мысли!), Люда всё равно неизвестно чего испугалась. А из-за этого, известно на кого накинулась.

– Да, в оригинале!
– с вызовом сообщила она.
– Потому что культурные люди...
– (многозначительная пауза), - такие книги в переводе не читают!
– (многозначительная пауза с надменным поворотом головы).

Под её взглядом Лёшка как-то сжался, словно культурой пришибленный, но всё же попытался спорить:

– А чем тебе перевод не угодил? По-моему, русский даже очень неплох...

– Ты так думаешь?
– Людын рот поневоле искривился в презрительной гримаске.
– То есть, когда на-ниц исчезает вся "шлёнска гвара" Густлика - это, ты считаешь, нормально?!

– Ну, а как?..
– всё ещё пытался трепыхаться Лёшка, но Люду понесло.

– Как?!! Диалекты свои знать надо! И пользоваться... Вон, на Подолье так говорят, что шлёнзацы [прим.
– жители Силезии] обхохочутся! А тутошние, да?!..

Лицо у Лёшки сначала стало задумчивым, а потом вытянулось, словно от мгновенного озарения.

– А чё, может и правда! Вот точно, у нас в Приу-у...
– последовавшая заминка была так коротка, что Люда едва успела насторожиться, но товарищ продолжил, как ни в чём не бывало: - ...ребята из Приурожья были - прикольно выражались. Или местные... Они мне вчера ТАКОГО наговорили - на всех "танкистов" хватит! Чтоб я ещё что-то понял...

– Ну-у-у, местный тут как раз бы подошёл...
– согласилась Люда, уже остывая и чувствуя, как весь пафос её страстной

речи улетучивается, а остаётся одна детская обида, что не удалось "зарыть" товарища прямо в песочнице и полюбоваться на его ошарашенное выражение лица.

"Ы-ы-ы, ну я так не играю..." - огорчилась Люда, имея в виду утерянные возможности.

"Ой, что-то ты, мать, не то имеешь в виду", - почему-то засомневался в причине её огорчения внутренний голос, но она решительно отмела его инсинуации.

– Да если бы только в говоре было дело!
– отмахнулась Люда и вдруг мысль скакнула на два хода вперёд, и в голове утренней зарёю забрезжил коварный план: вы хотели шкодства, так будет вам шкодство!

– А в чём? Не в "курдыбалёнцах" же!..
– пошутил Лёшка. Зря он это сделал...

– Ну, прямо!..
– возмутилась она такой бедности фантазии и, как бы между прочим, добавила: - Крутить колёса - это ещё полбеды, а вот если они из своих пушек стрелять начнут...

– Не понял. А что тебе не нравится?
– заглотил Лёшка "крючок".

"Клюёт..." - подбодрила себя Люда и, как о чём-то, видном образованному человеку за три километра, небрежно бросила: - Ну как - "не нравится"... Кто же из пушки стреляет!..

– Как?.. В смысле?..
– опешил Лёшка от такой постановки вопроса.

"По-о-одсекай!" - скомандовала себе Люда и со всей возможной язвительностью выдала:

– Из "пушки" нормальные люди не стреляют, из "пушки" кильку в томате едят!

– Чё это?
– окончательно потерялся товарищ, и Люда с удовольствием припечатала:

– То это!.. Потому что "пушка" - это такая жестяная банка. И на ней написано: "Килька в томате"!

– Хде килька в томате?!
– хриплый спросонья голос прозвучал так неожиданно, что Люда вздрогнула и оглянулась. Юлька вроде продолжала сопеть в две дырки, но за нею приподнялся на своём топчане Олежка - являя вид помятый и всклокоченный - и смотрел на них дурными спросонья глазами. Очарованье тихой душевной беседы стало развеиваться с катастрофической быстротой. Очень раздосадованная этим Люда, попыталась ещё вернуть всё обратно и гаркнула страшным шёпотом:

– Шо ты орёшь?! Люди кругом спят!

Но было поздно. Оставленный без присмотра Лёшка вдруг чего-то заторопился вылезти из-под брезента на "свет божий", а с Юлькиного топчана раздался такой же хриплый и недовольный голос:

– Это кто спит?! С вами поспишь тут - шушукаются, шушукаются...

– Данилыч спит, не видишь?
– нашлась Люда, тыкая для убедительности пальцем в подозрительно тихий ватник на завхозовом лежаке. Но и это не помогло.

– Я не сплю, - заявили оттуда басом, - я возлежу уныло. Ибо нет в жизни счастья.

– Почему это нет?
– насупилась Юлька, за наличие счастья готовая спорить даже с начальством.

– Потому!
– пробурчало оно, - Вчера всё выпили.

– Ну, это поправимо!
– Лёшка, едва присевший на край лежака, опять подорвался и поспешно направился куда-то к выходу. Люда только успела обернуться, но увидела лишь спину... которая весьма недвусмысленно напомнила: "Дура! Ты так и забыла посмотреть глаза!" Тьфу, мантэлэпа карловна...

– ...Меня же хлопцы, пока не упаковали, не отпустили - вот!
– предъявил Лёха увесистый мешок, встреченный радостными возгласами коллектива. Только Люда разворчалась, как неродная, словно не угощение ей предлагали, а наоборот - отбирали последний пирожок: