Рыжий и черный

Лаас Татьяна

Брок победно повернулся к Одли:

— Я же говорил: Вики понравится!

— Лан-лан, — приподнял руки в жесте поражения Одли. Он притянул к себе очередную стопку бумаг. — Возвращаемся к делу. На чем мы там остановились?

Вик поблагодарила Брока, положила коробку на край стола и принялась вспоминать — на чем же она остановилась, когда в кабинет влетела Ноа. Так… Каеде. Атеисты. Пропавшая душа. Что-то в этом было, только что — Вик пока не могла понять. Что-то звенело тревожным звоночком под костями черепа, пока отказываясь складываться во внятную мысль. Вик знала, что нужно или чуть отвлечься, или разбирать все по кусочкам, встраивая

их в общую мозаику преступления.

Что Каеде все же делал на заводе? Точнее около. Искал Мактира? Иии…? Причем тут деревья. Он говорил, что поступает точь-в-точь, как Вик. Точь-в-точь. А что сделала она с точки зрения Каеде? Подарила Полли жизнь — так он сделал это с Ноа. Причем тут деревья и тела убитых? Или… Она нахмурилась — для всех Полли была духом мщения. Может, все дело в этом? Убитые иногда становятся духами мщения, тут не предсказать… Причем Мактир обещал вернуться. Может, Каеде знал, что душа Мактира переродится в злого духа? Или… Её взгляд снова упал на листы с допросами. Атеисты. Или он знал, что душа Мактира исчезнет, растворится в этом мире и пытался её спасти. Она судорожно закрыла глаза и принялась быстро соображать. Голос Каеде, вкрадчивый и успокаивающий так и звучал в её голове: «Я никогда не помогал неру Чандлеру в убийствах и никогда не занимался заметанием следов, никогда не подделывал улики и не помогал им уйти от наказания. Слово чести.»

Убитая в катакомбах — она упомянула об амулетах. При полицейском! При Вик. И… Её душа развеяна.

Отис дал показания об амулетах. Душа развеяна.

Верн дала показания об амулетах. Душа развеяна.

Чандлер предпочел смерть потере души…

Вик резко открыла глаза:

— Клятвы душой… Они бывают? Чем они грозят?

Одли кашлянул от неожиданности:

— Вики, никто в здравом уме не клянется душой. Душа — частичка богов. Ею нельзя клясться.

Она потерла висок:

— Симолли клялась душой. Я помню.

Одли фыркнул:

— Так ирлеанцы все с приветом, уж прости. Эти за языком не следят. Обычные люди душой не клянутся, поверь.

Вернувшийся в кабинет Эван замер в дверях:

— Что за клятвы? Вы о чем?

Вик честно сказала:

— Я думаю, что все… Или Чандлер, Отис и Сайкс… Или только Чандлер… Связан клятвой о молчании об амулетах под угрозой развеивания души. Не зря же женщины старательно дают показания, не упоминая об амулетах.

Эван оперся спиной на стену и задумался:

— Отис дал показания.

Вик парировала:

— Под влиянием Марка.

— Верн дала показания…

Брок нахмурился и заметил:

— Надо уточнить — может, она единственная из агностиков среди всех с развеянными душами.

Эван снова перебрал в уме всех погибших:

— Икс-5 из катакомб. Та, о которой заботился Сайкс.

Вик мрачно призналась:

— Я не совсем дословно дала показания о случившемся. В катакомбах… Я уже пришла в сознание и вслушивалась в беседу Сайкса и Икс-5. Она упоминала амулеты, не зная, что я все слышу. Она сказала… — Вик старательно вспоминала её слова: — «Это ты заставил меня работать с амулетами». И еще… Мне кажется, я поняла, причем тут Каеде. Он, пряча тела Мактира и Уоллис в деревьях… Пытался спасти их души.

Эван уточнил:

— Разве такой ритуал существует?

И Вик снова призналась — в этот раз в своей недогадливости:

— Существует. Сегодня Ноа с Полли провели подобный ритуал в парке, создавая из канарейки хранительницу парка.

Брок чуть

ли не охотничью стойку принял:

— Надо отправиться в Поля памяти.

Эван охладил его пыл:

— Не сейчас — почти семь. После радиотрансляции и прощального ужина. Поля памяти никуда от нас не денутся, как и парк с канарейкой.

Одли помрачнел:

— Я должен сделать чистосердечное признание — я, уничтожая тело Уоллис, перекинул огонь на дерево… Получается, если душа Уоллис была там — я её уничтожил. Как и душу Форда.

Лео скрипнул зубами, а Брок, опережая Эвана, принялся говорить, ведь Одли его друг:

— Это не так. Брендон уверял, что души есть, просто не могут отозваться. Не кори себя раньше времени, Вин. Души целы. Надо будет с собой в Поля памяти захватить Брендона и Марка — пусть тоже посмотрят.

Вик нахмурилась, но промолчала. Марк и его молчание о таком пугали её. Он знал, что на Чандлере только храмовый эфир. Он знал, что тот думает о душе — не мог не знать, потому что такая клятва должна гореть в мыслях алым пеклом: любое слово Чандлера о фальшивых амулетах умертвило бы его и его душу. Это не то, что можно пропустить в мыслях или не заметить. Он знал и… Обрекал души всех причастных к исчезновению. Он прикрывал храм, но это не оправдание. Вот совсем не оправдание. Храм обязан хранить души и оберегать их, а Марк… Такого жесткого разочарования Вик еще никогда не испытывала. Судя по тому, как напрягся Брок, как нахмурился Одли, как заерзал в кресле Лео, разочарование в Марке коснулось всех. Эван твердо сказал:

— Пожалуй, Марка мы брать с собой не будем.

Глава 59 День шестой. Надо уметь проигрывать

Редкие, медленные, протяжные удары, как стук умирающего сердца. Звук колокола стихал, на миг даруя тишину, и снова гулко разносился над городом. Аквилита отдавала дань уважения умершему королю Артуру Десятому. Огромные колокола, обычно созывающие прихожан на службу, радующиеся Явлению богов или их рождению, сейчас за всех жителей Аквилиты прощались с королем. Снова, снова и снова. И никто не узнает, как на самом деле закончил свой жизненный путь Артур Десятый. Никто никогда не узнает, что король предал богов и нарушил законы. Никто. Вики это расстраивало, что чувствовал Эван, она не знала — эфирная нить, связывающая их, совсем истончилась. Наверное, Эван не хотел огорчать Вик или она мешала ему скорбеть по отцу.

Эван замер у окна вечерней, самой роскошной и самой нелюбимой Вики гостиной, куда перешли заранее — тут все было готово для прощания: перенесли из холла тяжелый, на длинных резных ножках радиоприемник, мебель и картины задрапировали в черные полотна, накрыли стол незатейливыми прощальными блюдами: несладкие бисквиты, пирожки в форме треугольников, вареные яйца, как символ жизни, и темное, густое, сладкое вино с пряностями. Отдельно стояли бульотки для чая и кофе.

Вик старательно заставляла себя сидеть в кресле: встанет, и все мужчины, в том числе все еще плохо себя чувствующий Лео и Одли, тоже поднимутся со своих мест. Она буквально вцепилась пальцами в подлокотники, потому что больше всего на свете ей хотелось подойти к Эвану и обнять его. Ей хотелось понять, что он видит на сумрачной, залитой дождем, словно скорбящей по королю улице? Отца, погибшего защищая недостойного короля? Битву, все же закончившуюся победой, их победой? Себя на покрытых тенями, созданными Ноа, улицах столицы? Или собственную смерть.