Рыжий и черный
Шрифт:
— Вот этой сволочи, которая так испортила прекрасную рунную цепочку, руки бы оборвать… Или самому такую вывести на коже.
Брок закашлялся, Брендон замер от удивления, а Грег не знал: гордиться ему сестрой или воспитывать.
— Прости, Брендон, рунным цепочкам Андре обучал я… Зря, наверное.
— Вот ни капли не зря! — обиделась девушка. — Ты сам говорил, что эта руна запечатывает цепочки, препятствуя течению эфира. Это должно быть безумно бо…
Брендон спешно оборвал её — Грег уже заметил, что он не любил, когда его жалели, он предпочитал, чтобы его боялись:
— Андре, давайте потом обсудим мои рунные цепочки…
Андре расцвела в улыбке:
— Ловлю на слове!
— …Вы зачем-то же спрашивали
— Ах, да! — Андре подхватила его под руку и потащила в сторону, что-то быстро шепча ему и тайно вкладывая в руку какую-то коробочку. Грег только и расслышал что-то о белой подушечке, которой не было. Озадаченный Брендон послушно убрал руку в карман, пряча переданную ему коробку. Выглядел при этом колдун весьма странно — обычно шокировал он, а тут шокировали его. Андре же, добившись своего, поменяла жертву — она атаковала Грега: забрала у него коробку с пирожными, умоляя Брока подержать её, потом поправила ворот мундира, зачем-то прошлась рукой по его волосам, поправляя отросшую челку, промчалась рукой по лепесткам роз в букете, потом вздохнула, отошла в сторону и резюмировала:
— Отец точно убьет… — Под эту оптимистичную фразу она открыла дверь в палату Лиз: — прошу!
В палате было прохладно — окно было настежь открыто, и с улицы вместе с сырым воздухом залетали звуки оживающего по весне города: пение птиц, шорох ветра в ветвях деревьев, перекликивания поездов на близко расположенном железнодорожном вокзале.
Лиз, бледная, но улыбчивая, отчего фонтанчик в сердце Грега просто взорвался теплом, полусидела в постели, спиной опираясь на подушки в белом неглиже и смешной короткой вуали белого цвета, украшенной цветами. Грег заторможенно понял, что это свадебная фата. Отец Маркус, крайне торжественно стоявший у изголовья кровати, мысленно ядовито возмутился: «Наконец-то!». Он улыбнулся, дождавшись, как все войдут в палату и закроют дверь:
— Други мои… В этот скорбный день…
Грега спас только фонтанчик в сердце, а у Брока такого не было — он побелел и вскинулся, тут же замирая под прилетевшим сразу всем мужчинам: «Любого, желающего поймать меня на лжи, прокляну!»
Вслух же отец Маркус продолжал как ни в чем не бывало рассказывать об истинной вере, расцветающей в сердцах только в минуты близости смерти, и о святой необходимости соединять любящие сердца перед неминуемой гибелью, дабы не подвергать их вечной разлуке… Закончил он весьма быстро:
— Грегори Эш Блек, согласен ли ты взять в жены эту прекрасную деву Элизабет Агнес Клер де Бернье и мирно проводить её в её скорбный путь?
Грег твердо сказал под волнение фонтанчика в груди:
— Да!
Отец Маркус словно и не ожидал другого ответа — он тут же продолжил:
— Элизабет Агнес Клер де Бернье, согласна ли ты взять в мужья этого мужественного офицера Грегори Эш Блека и позволить ему проводить тебя в последний путь, оставляя горевать о тебе на этой земле и ждать встречи на небесах?
Лиз вздрогнула от формулировки, Андре не сдержала смешок, отец Маркус вновь ядовито разродился: «Вы представляете — эта лера только пришла в себя, а уже беспринципно обдумывала, как обмануть инквизитора! И куда катится этот мир?»
Лиз все же нашла в себе силы сказать:
— Да!
Отец Маркус взял Грега за руку и вложил в его ладонь холодные пальцы Лиз:
— Объявляю вам мужем и женой! На все оставшиеся дни, дарованные вам богами.
Грег осторожно присел на кровать рядом с Лиз, и отец Маркус вмешался, напоминая:
— Можешь поцеловать свою жену…
Брендон кашлянул:
— А кольца когда?
Марк прищурился:
— Вот любишь ты все портить! Я, быть может, впервые в жизни провожу такой обряд — имею право на ошибку!
Брендон покладисто сказал:
— Понял, кольца потом.
Глава 19
Голова нестерпимо болела, даже сильнее, чем все заживающие после взрыва раны на теле. Хотелось взять и заорать на всю палату, на весь госпиталь, на всю планету: «Заткнитесь! Хоть на пару секунд! Хоть на миг перестаньте думать!» — только Марк понимал, что даже это его не спасет. Он, старательно улыбаясь, обвел взглядом палату, не в силах даже разобрать, где чьи мысли — они просто неотвратимо неслись на него сплошным потоком, как летит с гор сель, захватывая в плен громадные валуны, валя деревья и убивая все живое на своем пути. Так и чужие мысли корежили Марка, взрывая образами, словами, чувствами его голову, сдирая слой за слоем с его души, топя его сознание в общем непрекращающемся потоке. Он уже с трудом разбирал, где он сам, а где чуть завидующий, но желающий счастья Брок, где рассуждающий о новых татуировках на его теле Брендон, где еще не верящая в возможность полного исцеления, но страстно желающая жить Лиз, где просто наслаждающаяся моментом Андре… Он был одновременно на операционном столе, корчась от боли, он был наркотизатором, подходящим к пациенту и рассчитывающим дозу лекарства, он был спешащей с подносом, на котором стояли чайные пары, сиделкой, он был хирургом, ожидающим некоего отца Маркуса на перевязку, он был галдящей на ветке птицей, радующейся теплу, он был везде, и он был нигде.
Он откланялся, спеша на процедуры. Брендон устремился за ним:
— Я провожу…
Марк еле сдержался, чтобы не оттолкнуть его руку, пытающуюся поддержать его под локоть. От прикосновения поток мыслей стал еще ярче и больнее, если такое возможно. Только смысла не прибавлялось, потому у Марка закончились силы понимать и осознавать. Хотелось одного — забиться в дальний угол и заткнуть руками уши… Голову? Сознание? Или окружающих?
— Что с кольцами? — спросил на ходу Брендон.
— А что с кольцами? — старательно холодно ответил Марк, стараясь абстрагироваться от вспышек эфира перед глазами и найти себя в общем гуле чужих сознаний. — Я же сказал: забылся.
Брендон фыркнул:
— Ты? Да я «орал» что было сил про кольца! Неужели не слышал?
Марк, замирая перед дверьми перевязочной, честно ответил, заглядывая в глаза друга:
— Нет, не слышал. В любом случае, ты кольца отдал, ими обменялись, так что все в порядке. Закончи дела с оформлением бумаг — заедь в инквизицию, внеси свидетельство о браке в дело ведьмы Элизабет де Бернье.
Брендон напомнил, открывая дверь и заставляя Марка проходить в перевязочную, где едко пахло лекарствами и спиртом:
— Дела такого нет.
— Так заведи! — Марк с трудом подавил раздражение. Хоть пару минут покоя. Хоть пару секунд… Только у него еще слишком много работы — надо проверить весь город на одержимость демонами. Пока отдыхать нельзя. Не сойти бы с ума. Тяжелая, обжигающая, острая, как игла, мысль пронзила его: а если он уже сошел с ума? Если весь этот поток чужих сознаний и есть его безумие. Он принялся раздеваться. Если он сошел с ума, то нужно действовать срочно. Кайла, способного его остановить, больше не было, а Брендон… Его нельзя такому подвергать. Он не перенесет, его психика не выдержит такого. Выхода не было, или он его пока не видел. Марк мысленно выругался. Его левая рука еще была слишком слабой после ранения, так что пришлось только правой расстегивать мелкие пуговицы на сутане. Пуговицы сопротивлялись, вырывались, отказываясь выскальзывать из тугих петель, заставляя Марка терять последние крохи терпения. Это была какая-то злая ирония судьбы, насмешка или испытание богов — привыкший чувствовать себя сверхчеловеком Марк спасовал перед какими-то пуговицами… Он сжал челюсти, чтобы не заорать от собственной беспомощности. Он точно сошел с ума.