Рыжий: спасти СССР
Шрифт:
— Настена, а что ты делаешь сегодня вечером? — спросил я.
— А что? — недоуменно спросила девушка. — Ты меня хочешь пригласить куда-то?
Вот тут уже на секундочку замялся я. Это понятно, что мужская сущность — непоколебимо кобелиная. И у меня пронеслись в голове мысли, словно три коня со звенящими бубенцами, что, может, и стоило близко пообщаться с Настей, но разум тут же взял верх над инстинктами. Хотя у девчонки аж глаза вспыхнули.
— Ты очень красивая девушка. Но увы и ах, я занят. У меня есть девушка. Но разве это может помешать нам быть друзьями, приятелями? —
Поймал себя на мысли о том, что впервые называю Таню своей девушкой — хотя бы вслух. И абсолютно не чувствую при этом никакого внутреннего противоречия. Только сказал про неё — и тут же захотел поскорее ее увидеть.
— Я пока живу в общежитии, завтра суббота, выходной день. Так что думал пригласить тебя, а так же свою девушку… — вот тут я закашлялся, понимая, как интригующе начал приглашение.
Я, Таня, Настя…
— А кто ещё будет? — спросила красавица-комсомолка, не дав мне даже насладиться всеми образами, которые начала рисовать моя фантазия.
— Степана приглашу. Ты же не против будешь нашей компании? Посидим, выпьем немного вина, я поиграю на гитаре, поболтаем, — наш разговор прервался гулом подходящего поезда метро.
Всё-таки часто отвлекаюсь на бурлящие внутри молодого организма гормоны — даже мысли иначе порой идут, ищут подтвеждение, какое-нибудь обоснование своим ощущениям. Наверное, сейчас не самая умная гипотеза прозвучит, но я считаю, что поистине мудрым человеком становится лишь тогда, когда у него пропадает, слабнет тот горячий, неостановимый интерес к противоположному полу, каким поглощена молодежь. Зато усиливается способность анализировать.
Острый ум-то мой на месте, но вот какая петрушка. Пять дней я не видел Таню — и голова уже соображает туго, включаются иные органы, не позволяющие думать рационально и критично.
— А может, вы помиритесь с Женей? — выкрикивала мне на ухо Настя. — И я…
Мы уже зашли в вагон и взялись за поручень — в проходе было свободно. Поезд набирал скорость, форточки были приоткрыты, и из-за шума и свиста мы очень плохо друг друга слышали.
— Жека — не тот человек, с которым я хотел бы заводить дружбу. А вот ты мне нравишься… Как боевой товарищ и соратник, — выкрикивал я на ухо девушке.
Что это? Тонкий аромат духов Насти был сладок и приятен. Ну-ка? А ведь это Франция! Вот и комсомолка пользуется не духами «Красная Москва», а надушилась «Шанелью номер пять». Хотя подобные духи просто купить в магазине невозможно. Где же она их достала в обход?
Дальше поговорить не получилось. На следующей станции народу привалило столько, что даже сельди в бочке могли бы похвастаться простором своего возлежания.
Не знаю, показалось мне или нет, но один из вошедших мужиков, явно работяга и явно уже отмечающий пятничный праздник «День стакана», попробовал пробраться ближе к Насте, чтобы прижаться к комсомолке. Пусть и считается, что в Советском Союзе секса нет, а есть лишь любовь, но вот такие давки и теперь становились поводов для различного нарушения границ и законов нравственности — как карманного, так и другого.
И этот работяга так и искал взглядом, к кому
— А ты правда умеешь играть на гитаре? — спросила Настя, когда мы уже направлялись к нашему училищу.
— Немного, — ответил я, уже изготавливаясь к разговору с директором.
— Я приду в общежитие. То есть, я и сама собиралась. Уже неделю там не была, а это по-комсомольски это неправильно, нужно проверить, как поживают наши учащиеся, — уклончиво сказала Настя, а после добавила: — И к тебе зайду.
Думаю, что Степан Сергеевич, одинокий волк, будет очень доволен приходом комсорга Анастасии Андреевны. Когда я с ним вчера мимолётно перекинулся парой предложений, сказал, что собираюсь поехать с Настей в райком комсомола, мне показалось, что он даже как-то напрягся, будто бы приревновал. Догадываюсь, что Степа совсем недавно был в длительной командировке, а учитывая, что он офицер ВДВ, то можно предположить и участие в каком-нибудь конфликте.
Это предположения, а кое-что я знал доподлинно. В какой-то момент Степан вернулся домой — а ни жены, ни дочери нет. И встретился он с супругой только в ЗАГСе, чтобы подписать бумаги о разводе. Наверное, это была одна из причин, почему ещё далеко не старый мужчина стал прикладываться к стакану и в итоге едва остановился на самой грани. А может быть, он воспоминания о горячей точке хотел залить горячительными напитками?
— Я к директору, ты со мной? — спросил я Настю, но сразу же понял, что она хотела бы не участвовать в разговоре.
Да и у меня было, кроме общественного, еще и личное, о чем следовало поговорить с Семёном Михайловичем.
И разговор почти сразу пошёл не по плану.
— Нет, общежитие у нас только для иногородних, — строго отвечал мне директор.
— Партейку на комнату в общежитии? — спросил я, стараясь казаться приветливым.
Если что, можно будет сказать, что это шутка такая.
— Нет, — строго повторил директор.
Я с укоризной посмотрел на Семёна Михайловича, искренне не желая сразу заходить с козырей и говорить о том, что у меня уже имеется некоторый компромат на него. Не хотелось сегодняшний день очернять негативом. Но всё же…
— Михаил Семёнович, может, всё-таки вы разрешите мне некоторое время проживать в общежитии? Есть вероятность, что я могу в будущем стать иногородним, что как раз и будет соответствовать, — сделал я попытку уладить вопрос миром.
Были мысли о том, чтобы выписаться из, если можно было так сказать, отчего дома. Во-первых, я так смогу встать в очередь на квартиру, хотя если ее ждать… Долго, очень долго, но при повышении чуть подвинуться в очереди можно. А так, по нормативам в семь квадратных метров на человека, мне ничего не светит. Да, квартира у родителей ведомственная, но я-то в ней прописан. Потому собственное жилье не светит.
Нужно прописываться к бабушке, проживающей в области.
— Так что ответите? — поторопил я директора.