Рыжий: спасти СССР
Шрифт:
Кое-что в душе рассказать, кое-что в душе совершить.
Таня стала себя вести уже более свободно, не так зажималась, а тоже брала на себя инициативу в этом прекрасном деле. Инициатива… Вспомнился мне некстати первый секретарь райкома комсомола. Интересно, насколько он поощряет такую инициативу, когда комсомолка, принимая душ с комсомольцем, берёт инициативу, и не только её, в свои руки? Думаю, что товарищ Трушкин подобные инициативные действия одобряет! По крайней мере, об этом красноречиво говорит присутствие рядом с ним эффектной дамы на должности второго секретаря райкома комсомола.
— А я сегодня так
— И я! — сказал я.
Прислушался к себе и понял, что абсолютно не слукавил.
— А как думаешь, есть шанс, что Настя и Стёпа будут вместе? Они вчера как уходить собрались, даже держались за руки! — спросила Таня, закрывая все свои прелести комбинацией.
— А тебя их разница в возрасте не пугает? — спросил я.
— А чего это должно меня пугать? Сами пусть решают. Да и как говорится: любви все возрасты покорны, — сказала Таня, подумала и решила добавить: — Я, конечно, с таким взрослым не стала бы. Разница в возрасте в десять лет — это, наверное, много.
— Ты сама себе противоречишь, Танюш.
Я мысленно усмехнулся. Знала бы девочка, что сейчас в рыжей голове находится разум далеко не мальчика, но мужа! Но нужно ли ей это знать? Нет, о том, кто я есть на самом деле, знать не должен абсолютно никто.
Ещё в первую неделю после своего пробуждения в новом теле я много думал о том, что, может, всё-таки стоило бы прийти в контору, каким-то образом набиться на встречу с самим Андроповым и выложить ему всю подноготную, все свои знания, что япринес из будущего. Я понимал, что при этом стану подопытным зверьком, что мозг мой будут обследовать, а меня не выпустят за пределы больничной комнаты в какой-нибудь загородной психиатрической больнице. Я задавался вопросом: пошёл бы я на такое самопожертвование ради большой великой цели? Признаться, до конца я так себе и не ответил. Наверное, если бы знал точно, на все сто процентов, что моя жертва не будет напрасной, то всё-таки пошел бы. Но никто не даст сто процентов, тем более, что мне ли не знать, что в деле реформ и судьбе Чубайсова очень видную роль сыграло КГБ. Так что же? Открываться тем, кто все это устроил?
Я выбрал другой путь — длиннее, но вернее.
— Куда пойдём? — спросила Таня, заканчивая наводить красоту. — Тьфу!
Девушка смачно плюнула в маленькую плоскую коробочку с тушью и начала интенсивно размазывать щеточкой получающуюся чёрную жижу. Тушь под стать городу. То есть, лучшая, как и сам Ленинград.
Тоже упущение Советского Союза. Чтобы все жили в мире и созидании, прежде всего, нужно умаслить женщин. Будут довольны женщины — и удовольствие от жизни, да и от милых дам, получат мужчины. А советская косметическая промышленность в этом сильно уступала загнивающему западу.
Но Тане выглядеть прекрасно это никак не мешало.
— Давай пройдемся вдоль Фонтанки, оттуда на Английскую набережную — и потом по Невскому, — предложил я маршрут.
Был, конечно, сразу же раскритикован коренной жительницей Ленинграда, но поход по Невскому проспекту в экскурсионной программе мы оставили. Будучи коренным москвичом в прошлой жизни, я всячески восхвалял в Москву и считал именно этот город самым красивым в России. А теперь у меня смешанные чувства. Есть и в Ленинграде душа, шарм и красота, история. Как бы не больше, чем в Первопрестольной.
Мы
— Будет дождь, — посмотрев на небо, уверенно сказала Таня.
— Эка невидаль, в Ленинграде — и дожди! — отшутился я.
Казалось, что если где-то дождь должен пройти, то это будет обязательно Ленинград. Ко всему привыкаешь, вот и я привык к моросящему дождю. По крайней мере, пытаюсь себя убедить, что привык.
— Да нет! Сильно ливанёт! — пугала меня Таня. — Может, в чебуречную, на Маяковского? Или уже не успеем? Эх…
Я мысленно подбил свои барыши. На кармане оставалось семнадцать рублей с копейками, и если бы не подъёмные как молодому специалисту, которые я всё ещё никак не получу, то я бы и не знал, как прожить.
Наверное, именно это и имел в виду мой отец, когда, прогоняя из дому, ухмыльнулся и сказал — мол, через пару недель я сам вернусь домой с поклоном и с извинениями. Надо будет более серьёзно отнестись к своим тратам и стараться жить по средствам. Пока мне и на работе платят лишь среднюю зарплату от ставки. А это в месяц сто двадцать рублей, до которых ещё чуть меньше месяца. Продать, что ли, какие-нибудь свои джинсы? Шмотки-то барские.
Как заработать деньги, я примерно знал. Но многое сводилось к тому, что мне тогда нужно было включаться в противозаконную деятельность, чего я всемерно хотел избежать. Вот экспроприировать у какого преступника — это я не считал зазорным, но наживаться на простых советских гражданах не был готов.
Или, например, производить и продавать — пока это нелегально, но мне не кажется преступлением, не вступает в конфликт с совестью человека двадцать первого века. Реализация ряда задумок займёт немало времени. Так что пока всё равно нужно жить по средствам.
— Это про ту чебуречную, в которую только вход — три рубля? — спросил я у Тани.
Конечно, она меня поняла — мы же вчера стол сооружали, а это тоже траты.
— Меня там знают, мы с папой часто ходим туда обедать, — весело сообщила мне девушка.
Чебуречная на Маяковского только называется чебуречной. На самом же деле это заведение общественного питания Ленинграда было одним из престижных. Там собиралась богема, артисты, отпрыски статусных родителей. Фарцовщики также облюбовали это местечко. И, кроме того, что здесь можно было поесть действительно очень вкусных, славящихся на весь Ленинград чебуреков, всяких котлет, выпить, как говорили, настоящего кофе с «наполеоном».
— Вот же ведьма! — с доброй интонацией, усмехаясь, сказал я.
Дождь начинался. Причём, это и вправду не был какой-то моросящий нудный дождик — нас ожидал настоящий ливень.
— Бежим! — сказал я, когда вода обрушилась на нас, словно из ведра.
Мы забежали в телефонную будку, ещё пока никем не занятую. Но подобное укрытие долго пустовать не могло. Мы с Танюшей были не единственной парой, которая прогуливалась по Невскому проспекту. А спрятаться в телефонную будку — это ещё и романтично. Места мало, можно прижаться друг к другу. Мы, конечно, уже наприжимались, но молодым ведь всегда мало. Мы закрыли за собой дверь, и обнял Таню, согревая.