Рыжий: спасти СССР
Шрифт:
— Тогда прямо сейчас приезжай ко мне. Докажи, что я тебе не безразлична, — выпалила Таня.
У меня в воображении нарисовалась картинка: вот Таня стоит у телефона, рядом с ней отец — кивает на те слова дочери, что зарывают наши отношения в яму.
— Ты должна мне доверять, — взяв себя в руки, спокойным голосом произнес я.
— Доверяй, но проверяй! — продолжала Таня.
И всё-таки на Танюшу большое влияние имеют родители, прежде всего, отец. Наверняка, вчера и сегодня столько негатива влил он в уши своей дочери, что она, забывая обо всех наших договоренностях, отдаёт вожжи эмоциям, причём даже
Я Лиду не рассматривал в качестве своей девушки, ровным счётом из-за того, чтобы с ней не было таких сложностей, которые сейчас являет Таня. А выходит… Видимо, не бывает беспроблемных отношений.
— Я не приеду. А ты вспомни все те слова, которые ты говорила, когда мы начали встречаться. Мне было комфортно с тобой, не разрушай то, что ещё только строится, — сказал я.
— Если не приедешь, можешь и не звонить больше! — выкрикнула Таня.
— Я не приеду, — жёстко сказал я.
Короткие гудки были мне ответом. Я буквально услышал, что говорит сейчас Александр Ефимович своей плачущей дочери: «Все правильно сделала, дочка, так его, пусть ценит, паразит этакий!».
Такие отношения я не приемлю. Мне нужна боевая подруга, которая если и не будет помогать, то и мешать не станет. Даст возможность делать то, что я должен. А заниматься размазыванием соплей по подбородку нет ни желания, ни возможности.
— Все хорошо? — ко мне, стоящему у телефона в коридоре дома, подошёл Сашко, лишь на ненамного опередив в забеге к дому Лиду.
— Все отлично, — сказал я, замечая в окно, как заметалась у крыльца в растерянности Лида.
— Может, показалось, но ты холодно меня встретил, — начал разговор Александр Травкин.
Мне нужно было собрать всю свою волю в кулак, чтобы не накинуться на парня с агрессией. Раздражение после разговора с Таней меня переполняло.
— Если встретил холодно, то баньку Эдик затопит, там и согреемся. Нормально я встретил. Ты уже работаешь в какой-нибудь газете? — перекинул я разговор в другое русло.
— Устраиваюсь в «Смену», — горделиво заявил Сашко.
— Вот это здорово. Я как раз хотел обращаться в лучшую в стране молодежную газету страны, — искренне обрадовался я, немного польстив ленинградскому изданию.
Чуть было не сказал, что это Бог послал мне Сашка. Не-не-не.
— У меня к тебе сразу два дела. И оба очень важные. Поможешь — так никаких вопросов по вступлению в кружок не будет, — сказал я.
— Сделаю! — голосом, полным энтузиазма, сказал Сашко.
Очень, видать, хотел в кружок-то. Учтём.
— И уже завтра! — озадачил я надежду советской журналистики.
Глава 15
— Облетела листва, у природы своё обновление. И туманы ночами стоят и стоят над рекой… Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой, — пел я под совершенно обалдевшими взглядами собравшихся.
— Ты… почему эту песню раньше не пел? — чуть отойдя от удивления, спросила Лида, когда я уже закончил.
— А раньше я не был влюблён, — решил я поддеть девчонку.
Эта колкость возымела эффект. Лида отвернулась, её глаза увлажнились. Наверняка, подумала, что в неё я никогда и не был влюблён, раз таких песен не пел. Ну что ж, лично я и
— Маэстро, — обратился я к Александру Травкину, также известному как Сашко. — Принимайте инструмент!
Я поспешил передать гитару не только потому, что Сашко был более музыкальным, голосистым, но и для того, чтобы быстро зазвучавшая новая песня не дала возможности осознать, что предыдущая была никому не знакома. Я действительно собирался украсть авторство этой песни у разностороннего в будущем композитора Игоря Матвиенко, не без этого.
Но после признания за собой авторства последовала бы целая череда вопросов, и все темы застольных разговоров сместились бы в мою сторону. Я уже достаточно засветился перед нынешней компанией, чтобы немного уйти в тень. Какая-то очень важная мысль кружилась, но никак не могла сформироваться — вот, может быть, когда отойду чуть в сторону от шумной компании, то пойму, что же такое важное моё подсознание хочет донести.
— Кто тебе сказал, ну кто тебе сказал, кто придумал, что тебя я не люблю… — стараясь друг друга перекричать, парни и девушки пели набирающую нынче популярность песню.
Только лишь три человека не подпевалм. Это был я, так как выбирался из-за стола чтобы пойти и насладиться прекрасными видами Финского залива, Матвей, выполнявший на сегодняшнем пикнике роль изредка перемещающейся статуи, и Лида, с большим интересом провожающая меня взглядом.
Мне откровенно надоело отсиживать полушария на скамье, за столом, тем более, что места здесь были просто невероятные. Весеннее небо казалось прозрачным, и хотя ещё не лето, тут такая синь — дух захватывает! Да и хотелось чуть пройтись, побыть одному. Мысли не могли прийти в порядок, ичастью этому мешала ссора, или даже разрыв с Таней.
Дача Мальцевых находилась на единственном холме, наверное, километров на двадцать в округе. Скорее всего, Финский залив тоже имеет свои фазы приливов и отливов, и ставить дачу на месте периодического подтопления глупо. Впрочем, и город тут было ставить… Это я сейчас подумал с намеком про Петра Великого, построившего Петербург? Первого русского императора назвал глупцом? Вроде бы, это не должно быть сильно осуждаемо по партийной линии? Он-то среди коммунистов не числился.
Стояла достаточно жаркая погода. Это в беседке, под кроной огромной груши казалось, что ещё терпимо, а вот когда я проходил редкие открытые поляны, почувствовал, что солнце тоже жарит мясо, людей. Не так же, как мы, люди, жарим шашлык, конечно, но от этого не сильно легче.
А ещё мне не хочется в баню, всё это коллективное оголение….. Считаю, что разврат — это дело сугубо индивидуальное. А вернее, всё же сугубо парное решение двух партнёров.
А ещё никогда не стоит забывать о том, что каждый неправильный, даже просто опрометчивый поступок в прошлом способен всплыть в будущем — и изрядно подпортить реноме, например, комсомольского борца за нравственность. А я могу и таковым стать, это предполагают мои планы.
Может, я и потому не спешу в баню, что у меня далеко не самые модные трусы? Одежда, которая всем видна, у меня, как сказали бы в будущем, трендовая, а вот нижнее бельё мой предшественник не жаловал, считал тот элемент одежды не столь важным, чтобы вовремя заняться его обновлением. Так что поношенные семейники — наше всё!