Рыжий: спасти СССР
Шрифт:
— А ты не в той роли, чтобы решать, что пойдёт, а что побежит или поедет. Отцом прикрыться не получится. По всем понятиям — ты мне должен, значит, ты мне и отдашь, — жёстко сказал Илья, являя мне свой истинный облик. — Или тебе Таню совсем не жалко?
— И ты меня убьешь, если я не повинюсь?
— Пойми, Толя. Если ты первый соскочишь, то все узнают, что с Ильей так можно. Об меня будут пробовать ноги вытирать, я не смогу вести свою торговлю, — Илья навис надо мной.— Я пойду так далеко, как это будет нужно, чтобы никто не сказал, что я слабый. Надо… Убью!
— Давай без
Ведь я говорил всё по делу. А он, как я догадываюсь, и не знал толком, о каких списках идёт речь. И он понимает, что я в своём праве — могу сомневаться и переживать за будущее своё и тех людей, которые в этих списках указаны. А ещё само упоминание КГБ должно навевать особые волны страха на Илью. Это ведь бравада у него — только для своих. Фасон же держать нужно. Ну а с правоохранителями наверняка иначе запоёт, лебезить начнет.
— Ладно. Пей пока кофе, налегай на шоколад. Сейчас мне нужно сделать звонок, — сказал Илья и с задумчивым видом побрёл в коридор, где, у всех порядочных людей находился телефон.
— Хорошо! — выкрикнул я. — Я дам тебе списки. Будем договариваться!
Илья победно ухмыльнулся, развёл руками, мол, чего это я раньше кобенился, и вернулся обратно на кухню.
Как мог, так и держал паузу, пробовал узнать, кто ещё стоит за Ильёй, и кому нужны списки больше, чем фарцовщику. Точнее, ему, видимо, нужна лояльность тех, кто заинтересован в информации о молодых людях, которые будут (или уже причастны) к образованию Ленинградского экономического кружка.
Да, если бы Илья стал разговаривать по телефону, то я бы услышал, скорее всего, с кем это он там щебечет. На поверку фарцовщик оказался не таким уж и конспиратором. Да и не его это всё. Ум Ильи заточен на приобретение денег. Может быть, ещё хватает на то, чтобы руководить уж вовсе остолопами, которые у него значатся в боевиках. Но на то, чтобы играть в большие игры с реформами и развалом целой страны — на это Илья бы никогда не подписался.
Он же единоличник, индивидуалист. Для таких Родина там, где заднице мягче.
— Дмитрию Николаевичу хотели звонить? — решил я спросить на удачу.
— А? Откуда?.. Нет, я никакого Дмитрия Николаевича не знаю, — сперва чуть растерявшись, Илья тут жк пошёл в несознанку.
Вот только мои догадки подкрепились его растерянностью. Ну не может действовать экономический кружок, чтобы о нём не знал председатель парткома! Мало того, что Дмитрий Николаевич Некрашевич должен знать о его существовании, он его и курирует, а может, и вовсе является одним из, так сказать, соучредителей.
— Всё, давай списки, бери на реализацию пять пар джинсов — и уходи! Наверняка в твоей бурсе найдёшь, кому продать джинсы. Тем более, что оттуда уходит один молодой человек, который также у меня отоваривается. Куда ни посмотри — везде знакомые, — разоткровенничался Илья, явно обрадованный
Уверен, что если бы мы с ним вошли в клинч — допустим, я был бы не я, а тот самый урод, тело которого я занял, — то Илье было бы не так просто справиться с Чубайсовыми. Пусть отец мой и не начальник СТО или там директор какого-то завода, но связей у него более чем достаточно — причём на самом верху. Как бы не с заведующими магазинов он знаком, и не просто шапочно. А это в советской пищевой цепочке — чуть ли не самый верх. Небожителей рангом членов ЦК в расчёт я не беру.
Сделав пару вдохов и выдохов и отринув последние сомнения, я привстал со стула и вплотную подошёл к окну. Постояв секунд десять в безмолвии, я вернулся к столу, завёл руку за спину, достал оттуда тетрадку, всунутую за пояс штанов.
— Ну и что? Не отдал бы ты эту тетрадку сейчас, мои товарищи проверили бы тебя, обязательно списки нашли бы, — Илья рассмеялся. — Ну, как маленький, право слово… Ты сильно изменился. Раньше был таким целеустремлённым, умным, всегда хитрым, изворотливым. Мне даже казалось, что ты уже и меня в чём-то обдуриваешь. Такой чувак! А сейчас… Какой-то дурацкий протест устроил, в драку лезешь. Умный человек не боится драки, но дерётся всегда либо словом, либо деньгами — либо кулаками других. Дурачков в мире хватает.
— А твои товарищи это слышат? — усмехнулся я, намекая на то, что он сам только что назвал своих бойцов идиотами.
— Даже если они и услышали, то вряд ли поняли, о ком и о чем идёт речь. А поняли бы… Так, по всем понятиям, они мне должны. А ещё и получают немалые деньги, — Илья выразительно на меня посмотрел. — Но мы же с тобой хорошо работали. Ты хорошо имел.
— Туалет у тебя тут по коридору, возле входной двери? — спросил я, будто между делом.
— Что, уже жидкость лезет? — усмехнулся Илья.
— Ага, бельгийский шоколад, — усмехнулся я в сторону туалета.
— Мутный! — заорал во всё горло Илья. — Проследи за товарищем Чубайсовым!
А хитрец этот Илья — бдительность не потерял. Ладно. И хорошо, что рядом со мной будет один из бандитов. Вот только это я буду контролировать одного из трех приживал, а не он меня.
Ещё когда морда с набитым ртом и с куриной ножкой в замасленных руках высунулась из одной из комнат, я уже почти разобрался с замками входной двери. Ничего мудрёного. Это если бы квартира была собственностью Ильи, он наверняка бы устроил тут бункер, как это красочно показано в кинофильме «Бриллиантовая рука». А так… он вынужден пользоваться всем, что ему предлагают сами хозяева, прописанные в квартире.
— Ты куда? — быстро проглотив кусок курицы, спросил тот, которого Илья назвал Мутным.
Мы договорились со Степаном, что с того момента, как как только я покажусь в окне, у него будет ровно полторы минуты, чтобыпройти, и это я должен открыть ему дверь я открыл дверь. Нельзя Стёпе долго торчать стоять Стёпе в парадной, чтобы не быть замеченным жильцами, но нужно успеть увидеть меня, обойти полдома, и ждать.
И это время почти истекло.
— Хе! — я пробиваю солнечное сплетение бандиту.