Ржавчина
Шрифт:
Закрывая в последний день дверь, я на мгновение останавливаюсь, крикнув, что завязываю шнурки, но на самом деле мне хочется запечатлеть в памяти мой дом таким, каким я его запомню навсегда. А потом мы летим в Америку.
Майкл не становится мне ни отцом, ни другом, но никому из нас это особо и не требуется. У него уже есть сын, Тобиас. Он старше меня на четыре года, мрачный, грубый и никогда не улыбается, зато его глаза всегда прищурены так, будто что-то замышляют. Чаще всего какую-то гадость – «подарок» для меня или родителей. К счастью, большую часть времени Тобиас торчит у себя в комнате, играя на гитаре. Такой же черной, как и его душа.
–
После недели, за которую я так и не решилась заговорить хоть с кем-то из детей на улице, я полностью оставила попытки, решив спрятаться в спальне. В конце концов, у меня есть своя комната с широкой кроватью, розовым покрывалом, столом и огромным шкафом, куда поместились все мои вещи. Обычно я лежу на кровати – читаю или просто смотрю в окно. Но, кажется, моему затворничеству приходит конец.
Я спускаюсь вниз, где в гостиной рядом с мамой на диване сидит незнакомая женщина, за ее спиной топчутся два подростка: девочка лет пятнадцати и мальчик, мой ровесник. У обоих медные, как проволока, волосы и пронзительно яркие глаза цвета морского шторма. Оба, в отличие от меня, явно чувствуют себя здесь в своей тарелке.
– Анна, иди к нам, – на идеальном английском произносит мама. По образованию переводчик, она без труда обосновалась в новой стране. Мне же языки всегда давались со скрипом. – Это миссис О’Доннел и ее дети, Джули и Август.
– Здравствуйте, – улыбнувшись, отвечаю я, пряча потные ладони в карманы и надеясь, что на этом меня отпустят, избавив от необходимости рассказать о себе, но девочка вдруг подходит и обнимает меня.
– Тебя зовут Анна? – спрашивает она, тут же протягивая руку. – Какое красивое имя. Я Джулс. Но ты можешь звать меня Джей-Джей.
Я выдавливаю улыбку.
– Хорошо.
– Надо же, у меня никогда не было друзей из России. Говорят, там жутко холодно?
– Нормально.
– Уфф, я бы точно не выжила. Даже местную зиму с трудом выношу. А про белых медведей на улице, правда?
Я хочу сказать, что если в России и есть медведи, то только бурые и уж точно они не ходят и в окна не заглядывают, но упорно не могу вспомнить слово «бурый», поэтому ограничиваюсь лаконичным:
– Нет.
– А ты отлично говоришь по-английски, – поднимает она большой палец. Я смущаюсь, но внутренне ликую. – Идем на кухню, сегодня такая жара, я просто умираю от жажды. – И словно бывала здесь уже не раз, ведет за собой мимо лестницы в зону столовой.
Наш дом – один из самых больших на улице. В первый раз я даже умудрилась в нем потеряться, но Джули точно знает, не только куда идти, но и где что лежит.
– На самом деле меня зовут не Джулия, – говорит она, вытаскивая из холодильника пакет с лимонами и открывая один за другим ящики в поисках ножа. – Мое имя пишется как Джулай 4 , то есть июль. Угадай, когда у меня день рождения? – Не дожидаясь ответа, сообщает: – Двадцать седьмого июля. А у него – тринадцатого августа. – Она кивает на брата. – Еще у нас есть младшая сестра Эйприл 5 . Вот так, да. Если ты скажешь, что наши родители странные, я не буду возражать.
4
July – июль (англ.).
5
April –
Я улыбаюсь, выхватывая из ее речи обрывками смысл, понимая, что эта девочка мне уже нравится. По большей части потому, что говорит за нас обеих.
– Август, тебе со льдом?
Она оглядывается на молчаливого брата – тот, сложив руки на груди, рассматривает наш двор. Но надолго мой взгляд на нем все равно не задерживается, потому что Джули протягивает мне лимонад. Хотя она старше на несколько лет, я от всей души надеюсь, что мы станем друзьями. Пряча улыбку за стаканом, делаю глоток – и мои мечты разбиваются вдребезги. Потому что по лестнице спускается Тобиас.
На мгновение у меня даже дыхание перехватывает. Мало того, что он вылез из своей норы – еще и голову вымыл. Вот так новость. Нацепил на руки свои кожаные приблуды и до снежной белизны начистил подошвы кед. Даже я, прожив тут всего неделю, знаю, что эти конверсы Тобиас надевает только по особым случаям.
– Привет, – окликает он всех. Господи Боже, я впервые вижу, как этот парень улыбается. – А где предки?
– Отцы уехали в DC 6 , – отвечает Джули, буквально облизывая моего брата взглядом.
6
Столица США. District of Columbia, сокращённо D.C. Чтобы не путать с одноимённым штатом на северо-западе страны, город обычно называют «Ди-Си»
– Класс, значит, оставили машину. Я хочу в центр – прогуляться; ты со мной? – как ни в чем не бывало предлагает он.
– Только переоденусь во что-нибудь полегче. Идем, я у мамы ключи от дома возьму.
Вот и все. Я смотрю им вслед. Тобиасу понадобилось три секунды, чтобы увести у меня единственного возможного друга. А Джули? Как она могла так просто сбежать с этим выскочкой? Ещё и оставив своего неприветливого братца. И что мне с ним делать?
Я насупливаюсь, сложив руки на груди, и молча плачу, закрыв глаза, чувствуя себя вдруг на весь мир обиженной. Ни разу со дня переезда в Америку я не позволяла себе расклеиться. А тут – такая мелочь, но она буквально выбивает почву из-под ног.
– Чего ревешь?
Мальчишка О’Доннелов оторвался от рассматривания нашего заднего двора и теперь стоит прямо напротив, протягивая коробку Клинекса и непонимающе на меня глядя. Мой взгляд приковывают родинки у него на щеке. Они образуют до того четкий треугольник, что хочется взять линейку и проверить, на самом ли деле его стороны равны. Только потом я замечаю, что его запястье замотано бинтом и разрисовано кучей забавных картинок. Поэтому его настроение такое же паршивое как у меня?
– Если тебе станет легче, они встречаются с Рождества. Дело дрянь, знаю. Но мы, вроде как, смирились уже.
Он говорит так, будто набрал полный рот орехов. Невидимые, они перекатываются на языке, превращая его слова в непереводимую кашу.
– Язык проглотила?
Качаю головой, принимая из его рук салфетку.
– Если честно, ты первая русская девчонка, которую я встречаю. Судя по всему, тебе тут фигово. Что ж, понимаю. Будь Тобиас моим братом, я б тоже особо не радовался. Ты из-за него что-ли плачешь?
Я киваю и, хотя понимаю его через слово, рассказать что-то в ответ пока не в состоянии.