С другой стороны

Серебряков Владимир

«Кто бы говорил», — усмехнулся Данил про себя. Свою карьеру в Ганзе он начинал практикантом на торговой эскадре Рюмина. С возрастом ум купца становился, кажется, только острее.

— Двукфазность, — ответил квестор одним словом и пояснил, увидев, как взлетели брови собеседника: —

Мыслительные процессы местных жителей идут на двух уровнях: об этом мы знали с самого начала. Химозг отвечает за то, что мы бы назвали вегетативной нервной системой, и за долговременную память — но мышление, склад личности, индивидуальность задается электразумом. Эта часть крайне уязвима для ЭМП. Поэтому эволюция выработала у животных планеты устройства для обмена приобретенными рефлексами. Для нас это неочевидно, потому что мышление человека привязано к субстрату, нашу психику нельзя свести к электрическим импульсам в мозгу и записать в виде программы — она опирается на то, что станиславцы называют химозгом. А их разум от субстрата зависим мало.

Он перевел дух.

— То, что переводчик счел вассальной клятвой, на самом деле — прививка личности. С точки зрения аборигенов, полноправное разумное существо — это сам электрыцарь, а его так называемые вассалы — просто продолжения его, вынесенные в отдельное тело, столь же заменимое, как рыцарский конь или доспех. Поэтому барон смог за секунды обратить крестьянина в одного из своих солдат, а маркграф — подчинить себе дракона, подсадить дракону отпечаток собственной личности. Когда Дракул понял, что Симин Йекта невольно обманула его, что каждый из нас — пресловутый остров в океане, и он убивал не слепки личности доктора, а отдельных разумных существ… мне показалось,

что сейчас придется проводить ему срочную психотерапию.

Если бы экспедицией руководили планетологи, рано или поздно выяснилось бы, что большинство туземцев на самом деле — полуразумные инструменты. Следовало догадаться раньше, но меня и то сбил с толку неправильный перевод. А этнографов он попросту заворожил. Это дрянная наука — почему обвинение в халатности и было принято обоими судами, — но людям свойственно цепляться за знакомое и видеть его черты в неизвестном.

Рюмин вздохнул тяжело, как морж, и снова припал к кружке. Когда он вынырнул, усы его белели пеной.

— Хорошо, что я не квестор, — проворчал он. — И хорошо, что эта дура не работает на меня.

— Вам хорошо, — буркнул Данил. — А мне предстоит объяснять родственникам троих погибших, почему их убил гуманитарный подход к теории перевода.

— С другой стороны, — заметил Рюмин, — тебе не придется объяснять, почему люди погибли по твоей вине.

Квестор вздохнул.

— Каждый раз, как сталкиваюсь с такими вот историями — когда люди гибнут из-за глупого совпадения, из-за непонимания или дурацкого стечения обстоятельств, — мне кажется, что в их истории должна быть мораль. Понимаю, что нелепость, но ничего не могу с собой поделать. Двойственное у меня к таким вещам отношение.

— Мораль твоей истории проста — никогда нельзя до конца доверяться переводу, — отозвался Рюмин. — С другой стороны…

— С другой стороны… — эхом отозвался Данил.

Оба переглянулись и разом тихонько хмыкнули.