С Ермаком на Сибирь (сборник)
Шрифт:
Пять суток гребли казаки на легких челнах вверх по Иртышу. Их было всего пятьдесят человек. Немного, но отборных молодцов взял с собою Ермак, чтобы прикончить Кучума. Старый царь Сибирский был неуловим. Казаки выходили из лодки, брали у мирных татар лошадей и искали Кучума в степях.
Он был где-то близко. Все говорило о том. И тревоги татар… И пустые юрты, — значит, ушли татары вместе в Кучумом, и оброненная стрела, и еще горячие следы костров.
Казаки были измучены… Бессонные на веслах ночи… Днем поиски под палящим солнцем…
5-го августа поднялся на реке сильный ветер. Темные тучи спустились над лесом. Вдали играли зарницы. Гроза надвигалась. До вечера то шли на веслах, то тащили челны берегом, минуя пороги.
— Не можем больше, атаман, — сказал, бросая весла, загребной казак на передовой атаманской ладье.
Ермак посмотрел на него тусклым взглядом и тихо сказал кормчему:
— Правь к берегу!
Федя с удивлением посмотрел на Ермака. Никогда раньше не прошло бы так даром казаку его самовольство. Никогда не потворствовал Ермак человеческой слабости.
Бывало крикнет: «Хоть сдохни, а греби!..» — да так крикнет, что мороз подерет по коже, и точно удесятерятся казачьи силы.
Челны приставали к реке. Их вязали к темным корчагам. Казаки входили в лес и наскоро рубили шатры из ветвей. Гроза приближалась. В быстро наступившей темноте глухо шумела река.
Ермак сидел под деревом.
— Атаман, — сказал Федя, — ты бы снял панцырь. Тяжело тебе, поди, в нем.
— Не панцырь тяжел, — сказал, проводя ладонью по лбу, Ермак, — а тяжела забота… Плохо… Федор… Ослабели людишки… Какой от них прок!..
И первый раз, кажется, не пошел Ермак сам осмотреть сторожей, Федя пошел за него. Все казаки спали. Никто не остался сторожить. Вернувшись, Федя нашел Ермака все так же в панцире сидящем под деревом.
— Атаман, — сказал он, — казаки не выставили охраны.
— А… — промычал Ермак. Он, казалось, засыпал… — Устали очень, родные.
— Ты бы атаман, доспехи снял!
Ермак не ответил. Он, как бы отталкивая что-то, провел рукою. Он уже спал.
Восяй был беспокоен. Он убегал куда-то, возвращался и жалобно скулил.
Воробьиная, черная, наступила ночь. Страшно шумел лес.
Кучум, давно следивши за Ермаком, подкрался ночью к казачьему стану и переправился через Иртыш.
С большим войском он остановился в трехстах шагах от того места, где спали казаки, и не смел на них напасть. Посланные им разведчики донесли, что все казаки спят.
— И Ермак спит? — спросил Кучум.
— Спит и Ермак, — ответил татарин.
— Не может того быть, — тихо качая лысеющей головой, проговорил Кучум. — Я знаю Ермака. Не станет он спать в такую ночь. Поди, бродит по стану и стережет покой своих казаков. Таков его обычай.
— Спит и Ермак, — повторил вогул разведчик.
— Ступай и докажи мне, что он спит!
Вогул удалился.
Дождь лил
Как змеи, ползли по траве вогулы. Тих был казачий стан, и только у реки сердито лаяла, заливалась собака.
Вогулы подкрались к крайнему ружейному козлу и утащили три пищали с пороховницами.
Когда они со своею добычей вернулись к Кучуму, старый хан решился. Под покровом бури он развел остяцкие, вогульские и киргизские отряды, окружая казачий стан и отрезывая его от берега, и приказал перерезать всех казаков сонными.
С ножами в зубах, с саблями за поясом тихо крались татары к казачьему стану. И, когда стихал на мгновение ветер и, удаляясь, смолкали раскаты грома, было слышно, как шелестела под тысячью крадущихся людей высокая, мокрая осенняя трава — шиль… шиль… шиль…
Никто не кашлянет. Не слышно дыхания людей, и только шелестят подоткнутые за пояс набухшие водой тяжелые халаты — шиль… шиль… ши…
Восяй неистовствовал, стараясь разбудить Федю. Он кидался на него с визгливым лаем. Упрек и недоумение, порою, гнев и брань были в его лае. Наконец он хватил Федю зубами за ворот и так стал трясти, что голова Феди моталась по хворосту и шапка свалилась Федя проснулся, раскрыл глаза. Точно еще продолжался страшный сон. Молния блеснула над лесом, зарокотал, удаляясь, гром, и в мгновенном света Федя увидал множество татар с ножами кидавшихся на спящих казаков. Он вскочил на ноги и выхватил саблю из ножен. Он сейчас же увидел Ермака. С десяток татар навалилось на него. Ермак стоял, прижавшись к дубу, и тяжко падал его закаленный булат по татарским плечам. Федя бросился на помощь. Татары оставили Ермака.
— К ладьям, братцы! К ладьям! — хриплым голосом крикнул Ермак.
И прянул с обрыва к реке. Федя прыгнул за ним.
Ветер гнал черные тучи. Дождь перестал. Открылось в небе окно, и месяц заглянул в него, засеребривши волны. Река вздулась и кипела, выходя из берегов. Далеко на ней колыхались челны.
Ермак бросился в воду, Федя и Восяй поплыли за ним.
Федя видел, как сверкнул на месяце панцирь Ермака и исчез… Месяц скрылся и снова полил дождь. Федя доплыл до лодки и влез в нее.
— Атаман! — крикнул он.
Ветер сорвал его крик. Мерно шумели дождевые струи по темной реке.
— Тимофеич!.. Сюда!..
Никто не отозвался.
— Восяй! Ищи атамана!
Собака, точно поняв, в чем дело, бросилась в воду и исчезла в мраке. Федя сидел на лодке. Мокрая одежда холодила тело. Ветер пронизывал насквозь. Никто из казаков не появлялся на берегу. Ликующий вой татар сказал Феде, что все кончено. Он ждал Ермака. Темные струи неслись мимо, ветер и течение натягивали причал, и он скрипнул у кормы. У Феди кружилась голова.