С Корниловским конным
Шрифт:
— Езжайте! Кто это о Вас так может сказать? Словно Вас не знают! — уже более твердо говорю ему.
— Нет-нет, Федор Иванович! Я буду при Вас. И как только все пройдет, и мы отобьем красных — я прямо с места тронусь на село Петровское. И не уговаривайте меня... я не могу иначе поступить, — упрямо закончил он.
Мне было досадно за его упрямство, но в это время к полкам молодецки подлетел Бабиев, поздоровался с каждым в отдельности и быстро двинулся с ними из села.
Широкой рысью полки шли на запад, к Макинским хуторам. Впереди шел 1-й Кавказский полк. За ним наш Корниловский. Весна была в полном своем цвету. Трава была уже
— Дорогой друг!.. У Вас документы уже в кармане... поезжайте с Богом, шляхом... — трактую ему на широком аллюре рысью.
— Дорогой друг и господин полковник! —- пронизывал он меня. — Не могу же я ехать шляхом, когда наш полк, Корниловский, скачет в бой! Меня сочтут еще трусом!..
Мне следовало бы просто приказать ему не быть с полком и двигаться по назначению! Но —у нас были исключительно дружеские взаимоотношения, и его воинские чувства я понимал. Почему и не осмелился приказывать.
Не доходя до Макинских хуторов, полки были остановлены, сосредоточены и спешены, укрывшись в ложбине. Перед полками маленький перекат местности. На нем небольшой курганчик. С командирами сотен взошел на него и остановился. Впереди курганчика стояли генералы Бабиев и Ходкевич и еще несколько офицеров-пластунов. Все они в бинокли смотрели вперед, на север, в сторону противника. Направили свои бинокли и мы, но противника не обнаружили. Неожиданно защелкали выстрелы красных, и пули высоко пролетели над нашими головами. Один батальон пластунов был двинут вперед. Быстрым шагом рассыпаясь в цепь — они на ходу заряжали винтовки. Пластуны, кто в гимнастерках, а кто в черкесках, но все «в кожухах» нараспашку — очень быстрым шагом, словно на кулачки, активно бросились на врага, которого видно не было. Со стороны красных затрещали частые выстрелы. Мы все, стоявшие на кургане, — вперились в бинокли. Вдруг очередь пуль из пулемета, шурша в своем полете, пронеслась над нашими головами. Мы переглянулись. Следом вторая очередь пронеслась уже над нашими головами. Корниловцы не любили «пригинаться» под пулями. Вернее — в полку это считалось просто недопустимым явлением, хотя бы и было страшно. Но я все же предложил всем офицерам спуститься с курганчика вниз, к полку, стоявшему позади. Офицеры переглянулись между собой, словно испытывая и спрашивая один другого: «Кто же первый из нас решится на столь позорный шаг?»
И тут же следующий сноп пуль хватил всех нас по бедрам. И из всех стоявших офицеров — есаул Васильев дико крикнул, схватился за живот, согнулся и стал падать — единственный из нас... Он стоял со мной рядом. Я быстро схватил его под руки, сзади. Есаул Лебедев за ноги. Подскочили ближайшие офицеры, и все мы густой толпой сбросились вниз с кургана, неся стонущего друга.
Подбежал полковой врач Александров. Васильев жестоко стонал. Его перевязали.
— Конец — Федор Иванович! — очень явственно произнес Васильев, глядя на меня.
— Што Вы, дорогой!.. Крепитесь! — совершенно не думая «о его конце», бодро, но с большим состраданием в душе успокаиваю его.
— Умру... чувствую, — коротко, трезво произносит он.
Уложили его на линейку и с фельдшером и полковым
священником отцом Золотовским — немедленно отправили в Дивное. Он уже не стонал. Но только двинулась линейка — как раздирающие душу стоны, со словами «тише! тише!» — раздались из его уст. Он просил ехать как можно тише. Всем нам стало очень грустно. Врач Александров сказал, что ранение очень серьезное, в живот, и о результатах сказать еще не может.
Конная
Оставив всех офицеров при полку, взошел вновь на кур-ганчик, но уже один.
У Бабиева было хорошее боевое чутье и порыв. Он и команды произносил всегда порывисто. Желая родному полку боевой славы, он бросал его чаще, чем другие полки дивизии, всегда, везде и всюду. Его девиз был — «Корниловцы должны быть только впереди». Пластуны одним махом сбили красных. Последние повернули назад.
— КОРНИЛОВЦЫ — В АТАКУ-У! — быстро повернувшись лицом в мою сторону, крикнул Бабиев. И больше ни слова. Брошено твердо и определенно.
Миг... один лишь миг. И густой резервной колонной, с развивающимися конскими хвостами на значках — полк, как стоял, так и рванулся с места, умиляя сердце пылкого Бабиева. А миновав его — 1 -я и 2-я сотни, карьером бросились вперед, размыкаясь на ходу в двухшереножный развернутый строй.
Я не любил боевого строя «лавы». В гражданской войне он был беспомощный при густых и многочисленных пехотных цепях красных. Кроме того, в лавах казаки выходили из-под слов команды своих офицеров и конного удара этим строем нанести не могли. Я совершенно запретил им пользоваться. Вахмистрам сотен — строго-настрого приказал в конных атаках быть всегда на своих местах, т. е. — позади строя сотен и, если нужно, пользоваться плетью...
В данном случае, выбросив две сотни вперед двухшере-ножным рассыпанным строем, я держал «в кулаке» остальные четыре сотни и пулеметную команду, с которыми мог в любой момент отразить всякую неожиданную неприятность.
Не допустив красных до Маныча, полк захватил полностью весь Красноярский стрелковый полк, численностью до 500 штыков, и два ручных пулемета. Шедшие вслед за корниловцами, «уступом позади», 1-й Кавказский и 2-й Полтавский — захватили еще четырех пулемета и одно полевое орудие. Конница красных с тачанками (видимо, с пулеметами) — хлынула на север. Без задержки двигаясь через полувысохший топкий Маныч, — мы увидели вправо от себя еще одну пехотную группу красных, спешно отходивших на север по возвышенности. Командир правофланговой 1-й сотни есаул Твердый, по собственной инициативе, бросил вправо один взвод казаков. Из рассыпного строя своих казаков быстро выдвинулся вперед хорунжий Голованенко. На своей высокой длинноногой донской кобылице, оставив далеко позади себя своих, он заметно приближался к колонне красных, густою «кишкой» отходивших на север.
«Пог-гиб офицер» — волновался я. И как это неразумно — бросив казаков, на своей резвой кобылице — одному скакать в атаку против двухсот красных солдат. Ведь один лишь выстрел и... полетит храбрая голова хорунжего. Но произошло иное: красные остановились и... побросали винтовки на землю. Тут же подскакали отставшие казаки, и вся рота сапер, только вчера прибывшая из Царицына для наводки нового моста через Маныч, — стала также добычей Корниловского полка.
Этот участок фронта красных был пленен полностью. И насколько была стремительна атака, можно судить по тому, что полки не понесли абсолютно никаких потерь.
Фронт перед нами оголился. Корниловцы и кавказцы, под командой бригадного командира полковника Венкова*, — были брошены на север к селу Кормовому, в преследование конной группы красных. Генерал Бабиев с 1-м Таманским и 2-м Полтавским полками задержался где-то позади. У самого села Кормовое, по поперечному бугру — полки встретили сопротивление и остановлены Венковым. С единственным своим конным вестовым, составлявшим его «штаб бригады», — он скакал впереди полков на упрощенной, но сильной строевой лошади, изредка мрачно покрикивая полкам: «Вперед!.. Вперед!»