С крыла на крыло
Шрифт:
- Вероятно, нестабильная работа карбюраторного М-82, - заметил Поярков, - недобор мощности, особенно на боевой высоте. Это нам известно по отчетам из центра. То же происходит с ЛА-5.
- Конечно же!.. Теперь ясно и нам. Поэтому на "Верочке" мы установили моторы с непосредственным впрыском топлива в цилиндры. Новые форсированные М-82. Надеемся, они-то отстоят машину. Вот взгляните сюда.
Стоман с видимым удовольствием отвернул край миллиметровки справа, и мы увидели четкий график максимальных скоростей.
- Разумеется, это
– Евгений Карлович упрямо посмотрел каждому из нас в глаза.
– Вот здесь, как видите, надо бы получить на боевом режиме у земли что-нибудь... около 520 километров в час!.. А на расчетной высоте, пожалуй, можно ждать и все 560!.. Как?..
Стоман опять покачал кистью руки, любуясь своей самодельной зажигалкой с поддувалом, и высек искру. Я понимал, что в эту паузу мне нужно что-нибудь "родить", и сказал неопределенно:
- Хорошо...
Жорж и Володя молчали. Не поднимали глаз от графика. Уставились в четкие линии. Линии были что надо, но при виде "звездного неба" на миллиметровке слева расчетные цифры казались похожими на мечту...
Душой "Верочки" был ее старший механик Михаил Федорович Жилин, энергичный и веселый человек. Казалось, весь свой характер он передал машине.
Сначала мы любуемся ею издалека.
Нравится все: и нос фюзеляжа и смотрящий вверх огромным глазом фонарь. В высоких стойках шасси чувствуется порода - что-то от резвого скакуна. Гладкое крыло блестит лаком. На хвосте по концам взметнувшегося стабилизатора две овальные шайбы.
Подходим и забираемся по трапу в кабину. Поскрипывая, принимает меня необжитое кресло. Сияют стекла черных приборов. Над головой сквозь прозрачный плексиглас видно небо. Пахнет краской, искусственной кожей.
Самолет произвел впечатление. Захотелось поскорее подняться в воздух, и мы рьяно взялись за дело.
На третьи сутки, к трем часам, когда низкие свинцовые облака со снежными зарядами уже клонили день к сумеркам, а мы как следует намерзлись, наплясались в снегу, изучая машину, подкатил легковой автомобиль.
С шоферского места поднялся высокий человек с бледным тонким лицом. Его одежду, слишком легкую, завершала старинная, изрядно потертая фуражка с гербом инженера-механика: молоточек и ключик на бархатном околыше. Ястребиный нос подчеркивал сухость и деловитость характера.
Он направился к нам, мы поторопились навстречу.
- Здравствуйте, - сказал он просто, - Архангельский, Александр Александрович, - последний слог фамилии он произнес так, что слышалось "Архангельскай".
Мы назвали свои фамилии.
- Нет, - запротестовал он, - прошу вас полностью: имя, отчество.
– И когда мы дополнили, заметил: - Вот теперь ясно. Нам ведь с вами придется долго работать, -
- Ну, как ваши впечатления?
– обратился он ко мне.
- Знакомимся с машиной; Владимир Сергеевич изучает средства связи, регистрирующую аппаратуру; Георгий Иванович - аэродинамический расчет, данные двигателей, результаты испытаний первых вариантов и рабочее место штурмана; я - все остальное и то же, что и они. Сегодня мы в распоряжении Михаила Федоровича Жилина заняты непосредственно на машине. Послезавтра собираемся рулить, - закончил я.
- Есть какие-нибудь замечания, вопросы?
– спросил Архангельский.
- Нет, пока все ясно. Идем по плану.
Подошел Стоман, сказал значительно:
- Москва звонила.
- Нужно подготовить шифровку и доложить все обстоятельно, - ответил Александр Александрович.
"Кто бы это мог быть?" - подумал я.
Позже, уже в разгар испытаний, нам стало ясно, что слова: "Москва звонила", которые часто упоминались туполевцами, означали либо личный звонок Андрея Николаевича Туполева, либо телефонный разговор по его поручению.
Морозно и туманно с утра, солнце выкатилось из-за насыпи багрово-холодным блином и зависло в серой дымке. Вторая половина марта: на буграх чернеет земля, а хрустящие под ногами прозрачные пузырьки уверяют, что днем будет оттепель.
Вообще ближе к полудню устанавливалась летная погода. Мы уже сделали несколько полетов, и "Верочка" постепенно раскрывала свои достоинства. Испытания показывали, что новые моторы действуют благотворно. Мы уже знали, какие максимальные скорости способна теперь развить "Верочка" на разных высотах. На пяти тысячах метров, например, наша машина развивала 570 километров в час, что в сорок втором году было не худо иметь даже некоторым истребителям.
Сегодня нам осталось попробовать, как она будет мчаться у земли на боевой - сверхмаксимальной мощности моторов.
Самый ближний путь к аэродрому - по шпалам железнодорожной ветки. Володя Александров впереди - шагает пластично, насколько позволяет ему неуклюжая одежда. Рост у него хороший, держится он прямо, под левым локтем рукавицы-краги. Из-за коричневой ушанки, надетой слегка набекрень, видно покрасневшее ухо. Попыхивает самокрутка.
- Граф, - окликнул его Поярков, - до завтрака нужно проверить тарировки... Кстати, карточки и талоны при тебе?
Александров внезапно остановился, стал судорожно хвататься за карманы: верхние, нижние, хлопает себя по бедрам... Потом, отчаявшись найти, повернул к нам лицо человека, попавшего в беду.
Мы переглянулись.
Предположим, что он шутит, но не слишком ли правдоподобно? Притихнешь, когда дело касается месячного пайка!.. Но вот наша растерянность вызывает разительную перемену на лице шутника - оно мгновенно сбрасывает с себя гримасу полного отчаяния, и мы видим сияющую добродушную улыбку.